Идеологическая машина Советского Союза, боготворившая светлый образ Ленина, рассыпалась на винтики и болтики задолго до того, как Матвей появился на свет, однако молодой человек впитал любовь к вождю мирового пролетариата на генном уровне – от предков по отцовской линии, династии партийных функционеров, обязанных дедушке Ленину всем. Субботин являлся редким явлением – молодым ленинцем, фанатичным приверженцем легенды, главный символ которой не смогли уничтожить даже ядерные ракеты.

Впрочем, сейчас Матвей Субботин чувствовал себя скорее как группенфюрер Мюллер, подцепивший на крючок Штирлица.

Он в десятый раз перечитывал доклад Ахунова об исчезновении отряда сталкеров, отправленных на «Щелково-Агрохим» по распоряжению Корбута.

Было в этом докладе и визе «Ознакомлен», наложенной Михаилом Андреевичем, что-то фальшивое.

Путешествие по поверхности – дело, конечно, рисковое, но чтобы так… Два взвода отборных вояк – серьезная потеря. И простым докладом оправдать ее нельзя.

Матвей отложил бумагу в сторону и прочел еще один документ – короткую служебную записку начальника станции «Дзержинская» о дезертирстве двух часовых, дежуривших на блокпосту.

Субботин чувствовал: два этих документа взаимосвязаны. Не понимал, как, но… Ответ знал профессор Корбут. Если доказать его причастность ко всему этому, Михаилу Андреевичу придется туго. Но как доказать?

Матвей стиснул виски ладонями. Думай, думай. Если ребята не исчезли, то…

Субботина осенило. Он вскочил. Набросил плащ, сунул в карман фонарик и выбежал на платформу. Здесь он замедлил шаг.

Не надо суетиться. Корбута голыми руками не возьмешь. Чтобы припереть его к стене, надо иметь на руках хорошие козыри, тогда можно будет начинать разговор начистоту. Пусть профессоришка честно признается в том, что ему плевать на компартию, генсека компартии метрополитена и самого Ленина, в которых он видит лишь инструменты для своих экспериментов.

Матвей пошел к лаборатории, где велись генетические опыты.

Возле одной из подсобок, расположенных неподалеку от святая святых Корбута, кипела работа. Помещение разделили на две половины листом стали, тщательно загерметизировали все щели расплавленным битумом, а в единственное отверстие вставили тонкую стальную трубу, конец которой выходил в другую половину подсобки.

Субботин подошел в тот момент, когда рабочие цепляли на завесы стальную, с резиновыми уплотнителями, дверь.

– И что это будет? – поинтересовался Матвей.

– А тебе какое…

Рабочий, собиравшийся отшить любопытного, обернулся. Узнав начальника контрразведки, вытянулся в струнку и щелкнул каблуками.

– Нам приказано оборудовать здесь герметичную камеру, товарищ Субботин.

– А по этой трубе, как я понимаю, будет поступать газ… Газовую, значит, камеру?

– Так точно. Она необходима для опытов профессора Корбута.

– Продолжайте.

Субботин подошел к двери лаборатории, постучался. Корбута на месте не оказалось. Зато дрезина была на месте. Матвей оглянулся, убедился в том, что за ним никто не наблюдает, взобрался на дрезину и налег на рычаги. Фонарь включать не стал. Просто дождался, когда глаза привыкнут к темноте.

Он знал о печи, в которой сжигали разный мусор, в том числе и человеческие отходы. Был в курсе того, что с помощью Обжоры ведущие партийцы «Дзержинской» и окрестных станций Красной Линии избавляются от всего, что может их скомпрометировать.

Исчезнувший человек еще со сталинских времен автоматически лишался венца мученика и прочих привилегий. Но это касалось предателей, шпионов и диссидентов, которых приговорила партия. Пользоваться услугами Обжоры на свое усмотрение без санкции специальных органов не позволялось никому. Даже такому гению, как Корбут.

Субботин отпустил рычаги, позволив дрезине двигаться по инерции. Когда она остановилась, спрыгнул на пути и включил фонарик. Конус света выхватил из темноты боковой, ведущий к печи, коридор.

Идя по нему, Субботин светил на пол в надежде отыскать какие-нибудь следы. Ничего особенного. Пыль на бетонном полу. Отпечатки ребристых подошв. Туда и обратно.

Войдя в помещение, где стояла Обжора, Матвей остановился. Поводил лучом фонарика по закопченному сводчатому потолку, горе угля, груде предназначенных для растопки деревянных обломков. Наконец пятно света упало на пласт слежавшейся золы.

Внимание Субботина привлекло бурое пятно. Он подошел ближе, коснулся потека пальцем. Кровь? Если кровь, то откуда ей взяться?

Новая находка подсказала Матвею, что он находится на верном пути. Пистолетная гильза. От Макарова. Субботин понюхал гильзу. Стреляли не так уж и давно. Но зачем палить здесь, у Обжоры? Странно. Очень странно…

Матвей подошел к топке, поморщился, глядя на слой жирного пепла, поднял с пола обломок доски и принялся ковыряться им в чреве печи. Чтобы поиски были более результативными, даже просунул в топку голову и… За конец доски что-то зацепилось. Субботин взял в руку цепочку, на которой висел жетон, выдаваемый на Красной Линии профессиональным сталкерам – стальной кружок с изображением звезды, противогаза и автомата Калашникова.

Ага. Уже что-то. Через несколько минут Матвею удалось отыскать пряжку от ремня, наполовину сгоревший сапог и обрывки защитного комбинезона. Кости, череп. Не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – все это вполне могло принадлежать участникам экспедиции на «Щелково-Агрохим». Уж не в их ли останках он ковыряется?

Внезапно прямо над головой Субботина кто-то пронзительно взвыл. Матвей попятился, ударился головой о чугунную кромку обрамления топки. Упал на спину, выдернул из кобуры пистолет.

Завывание стало не таким громким. Ветер. Просто ветер в трубе. Субботин с облегчением вздохнул и коснулся рукою лба, по которому стекало что-то теплое. На пальцах краснела кровь, от нее слиплись волосы. Матвей вытащил из кармана платок, промокнул им рану. Ничего страшного – просто рассеченная кожа.

– Вот черт. Этого еще не хватало!

Кровь свернулась через несколько минут. Нет худа без добра. Случайная травма – прекрасный повод для визита к профессору, который иногда лечил партийцев, занимавших высокие должности, от простуды, несварения желудка и даже венерических заболеваний.

Субботин пошел к дрезине и уже через двадцать минут добрался до генетической лаборатории. Корбут дожидался его у двери.

– Прокатиться решили, товарищ Субботин? – язвительно заметил он. – Не по чину вам на рычаги давить. Предупредили бы. Я бы человечка выделил. А то и сам бы…

– Что вы, Михаил Андреевич! – проворковал Матвей в тон профессору. – Как можно! Мы – просто бюрократы, а вы – светило. Наша гордость…

– Короче, будем считать, что любезностями мы обменялись, – отрезал Корбут. – После поездки, я так думаю, ко мне появились вопросы?

– Какие там вопросы. – Субботин прошел в лабораторию вслед за профессором. – Отвык, каюсь, отвык от туннелей. Забыл об осторожности. Головой вот треснулся так, что искры из глаз посыпались. Не посмотрите?

– Садитесь.

Корбут облачился в белый халат. Молча обработал рану. Субботин тоже не произнес ни слова. Профессор не выдержал затянувшейся паузы первым.

– Рана не опасная. До свадьбы заживет. И все-таки, мне кажется, товарищ Субботин, что вы собирались у меня что-то спросить.

– Зачем у вас? Об исчезновении двух взводов доклад написал Ахунов, к нему и будут вопросы.

– Разве нам впервой терять людей?

– Бросьте, Михаил Андреевич, вам