Но не на таком важном для нас человеке! Мне хотелось закричать об этом, но тут я наткнулся на взгляд Алавара, полный боли, отчуждения и… мольбы? И тогда я понял: Алавар до сих пор не может колдовать, но не хочет об этом говорить. И уж точно не жаждет доверить это дело Нире Ялавари. И я тоже.

Что ж, надеюсь, Солу Лиссири хватит сил. Но вслух я говорить не стал, только кивнул.

Бедный Сол выглядел, как рыба, выброшенная на берег во время бури. Он посмотрел на Джагена, потом на меня и в итоге перевел взгляд на Элерис. Я ощущал ее недоумение, но она доверяла моему мнению, поэтому кивнула. Сол не мог ослушаться приказа королевы.

Он с обреченным видом встал позади Джагена, но тут сам Мар-Шайал прищурился:

— Этот мальчишка не спалит мне мозги?

— Если бы мы хотели вас убить, то уже убили и не так изощренно, лорд Мар-Шайал, — холодно сказал я, намеренно называя его титулом, положенным только главе Дома.

Джаген что-то проворчал, но протестовать не стал. Тем более рядом с Солом Лиссири встал сам Алавар.

— Максимум, ничего не выйдет, — беспечно сказал маг, но мне показалось, я ощутил за его словами тщательно скрываемое напряжение.

— Закройте глаза и постарайтесь расслабиться, — негромко попросил Сол.

Надо отдать должное Джагену, больше он не протестовал, только сцепил на коленях руки, и на его пальце блеснуло кольцо Ордена. Может, потому он и знал, сам будучи магом, что ничего страшного с ним не случится. Пусть и весьма слабым магом.

Сол положил ладони на виски Джагена, и это очень походило на пытку для Лорека Барриса, которую когда-то устраивал Алавар. Но теперь он сам стоял за Солом и сначала внимательно следил за его руками, а потом взгляд стал отрешенным, и я понял, что теперь Алавар «видит» магическую энергию, а не просто людей. Но я не знал, насколько он сейчас может быть не наблюдателем и вмешаться в случае чего.

Солу потребовалось закрыть глаза, чтобы сосредоточиться. А вскоре я увидел, что кожа под его ладонями начала слабо светиться золотистым сиянием. И губы Джагена исказила гримаса боли, но он не издал ни звука.

До этого сидевшая неподвижно Таль дернулась, будто хотела помочь брату, но я жестом остановил ее: обряд правды не проходит без боли, и Джаген отлично знал, на что шел. Он сам предложил.

Я подошел к Мар-Шайалу и спросил, негромко, но четко:

— Ты клянешься в верности короне?

Во время обряда правды нельзя лгать — жаль, проводить его можно только добровольно, иначе никакие пытки и не понадобились бы.

— Клянешься?

— Да.

Голос Джагена звучал глухо, но сомнений не возникало.

— Ты участвовал когда-либо в заговоре против короны?

— Нет.

— А известные тебе люди?

— Да.

— Кто?

— Я знаю, что отец не хотел произносить клятв и задумывал что-то против короля.

— Он участвовал в убийстве его величества или покушении на его дочь?

— Не знаю.

— А в похищении? — внезапно спросила Элерис. И мне оставалось только укорить себя, что сам не додумался.

На верхней губе Джагена выступили капельки пота:

— Да. Я знаю, что отец организовал похищение принцессы. Он с кем-то говорил об этом, но я не знаю, с кем.

— Тебе известны его сообщники?

— Нет.

— Чего ты хочешь сейчас от короны?

— Воинов и поддержки, чтобы занять место отца.

— А что ты хочешь для него?

— Смерти.

Сияние стало чуть ярче, и лицо Джагена свела судорога боли. Я метнул взгляд на Сола: перебарщивать не стоило, а у меня еще оставались вопросы. Алавар положил одну руку на запястье придворного мага, и я услышал:

— Мягче, Сол, мягче. Отпусти немного левый поток. Да, вот так. А правый можно и подтянуть, ничего ему не будет. Держи, не отпускай. Мягче. Это тебе не необъезженный жеребец, а лорд Дома.

Взгляд Алавара оставался таким же отрешенным, но я видел, как побледнело его лицо. Сам же Сол так стиснул губы, что они едва не посинели от напряжения. Долго они так не выдержат.

Я снова посмотрел на Джагена, лицо которого стало спокойным.

— Ты знаешь, что произошло на поле?

Таль резко поднялась, но на этот раз ее властным движением остановила сама Элерис. Джаген ровно ответил:

— Это была не магия, а Дар. Все в Ордене знают.

— Знаешь чей? И что его вызвало?

Я тут же себя одернул: при обряде правды не стоит задавать сразу несколько вопросов, иначе можно не получить ответы ни на один. Но Джаген сказал:

— Да. Я знаю, что это артефакт, который должен был убить тебя. Но не справился, усилил твой Дар и отразил во внешний мир.

— И что думаешь об этом?

Руки Сола мягко светились. Джаген не мог соврать.

— Я завидую твоей силе. Стоило бы опасаться, но ты спас меня, хотя мог оставить умирать. Тогда вам не пришлось бы поддерживать мои притязания на титул отца. Или начинать войну. Но ты спас, и я этого не забуду.

— А что думаешь о королеве?

— Ты и она сильны. Я бы предпочел видеть вас среди союзников. Чтобы ваша сила обращалась на моих врагов, а не на меня.

Мы с Элерис переглянулись. Что ж, похоже, Джаген действительно ни в чем не врал, обряд только подтверждал его слова.

— Ты знаешь, как владеть Даром? — спросил я.

— Нет. Если твоему другу ничего не известно, значит, знания могут быть только у Ялавари.

При упоминании Алавара, я снова на него посмотрел и заметил помимо бледности тонкую струйку крови, стекающую из носа мага. Сол тоже выглядел так, будто рухнет в обморок прямо сейчас.

— Хорошо, — резко сказал я, — на этом хватит. Заканчиваем.

Сол выдохнул и прервал контакт, убрав руки, Джаген все-таки не выдержал и застонал от боли. А я хотел подойти к ним, но в этот момент мир перед глазами словно перевернулся, и я увидел совсем другую картину. Теперь-то я сразу понимал, что это видение, один из возможных вариантов будущего, неизвестно насколько скорого.

Я видел стену, похоже, комнаты в замке. Рядом горел камин, его золотистые отблески ложились на камни, отодвинутые кресла и знаки. Они были повсюду: на стене, на полу. Темные, густые, угрожающие.

Я видел Алавара. Он сидел в одних штанах, и отсветы пламени делали его волосы почти рыжими. Брал нож, уже бурый от запекшейся крови, и снова разрезал левую руку, от запястья до локтя. Отбрасывал клинок и собственной кровью продолжал вычерчивать символы. Я не мог их узнать, но видел поникшую, покрытую потом спину Алавара. Он сам не замечал, что истекает кровью.

Я моргнул, и