А потом Джаген внезапно вскинул голову и посмотрел на Элерис:

— Как законный наследник Дома Мар-Шайал, я также клянусь в верности своего Дома — и, если любой его представитель откажется подчиняться королеве, он будет считаться изменником.

Тут не пронеслось даже шепота. Все благородные Дома знали слухи про Уртара, и слова Джагена можно рассматривать только как вызов. Он принес личную клятву. Он заверил в лояльности Дома… и теперь, если Уртар пойдет против, он изменник.

Похоже, Джаген Мар-Шайал готов бросить вызов отцу, встав на нашу сторону.

И я так задумался об этом, что почти прослушал склонившихся Вейнов.

Последним клятву снова произносил я. Уже не как брат, а как Клинок Менладриса, заверяющий, что армия и флот полностью в распоряжении королевы.

И я. Я всегда в твоем распоряжении, Элерис.

Она видела это в моих глазах, знала, когда приказала подняться с колен, но почему-то не приняла отцовский меч как должна была. Символический жест, но вместо этого Элерис встала с трона.

— Поднимись.

Я не мог ослушаться сестру. А она застыла рядом со мной и оглядела собравшиеся благородные Дома.

— Я, Элерис Крандор, приняла ваши клятвы. Но они принесены не только мне, но и моему брату, в чьих жилах течет королевская кровь. Чьи руки держат меч королей. Мы будем править вместе.

Я смотрел на притихших людей, на белые колонны и благоухающие цветы, на покачивающиеся нитки ярких бус. Надеясь, что всё это — дурацкая шутка, а не нарушение привычных правил Церемонии. Но Элерис взяла меня за руку.

Она не шутила.

========== 13. ==========

Я почти не бывал во внутренних помещениях Храма, но оказалось, что маленькая комната Верховного жреца за главным залом небольшая и уютная. Тут не было цветов, только стол, почти пустой, да шкафы, в которых наверняка хранились какие-то штуки для церемоний. И здесь даже ярче ощущался запах благовоний.

Не в силах стоять на месте, я мерил комнату шагами, так что знал, от одной двери до другой ровно тринадцать шагов. Первая вела в главный зал, откуда пришел после Церемонии я сам, вторая, видимо, во внутренние помещения Храма, куда отправился Жрец.

Он меня не интересовал. Я ждал Элерис и хотел поговорить с ней до праздника. Наедине.

Последние кивки и любезные, ничего не значащие слова. Глубокий вдох и я перед дверью, за которой ждет меня Киран. Я знаю, что он зол, пытаюсь придумать слова, которые его смягчат, но в голову ничего не идет. Поправив очередные несуществующие складки на тяжелой алой юбке платья, я тихонько открываю дверь.

Он стоит спиной ко мне, похоже, что на месте брату не сидится. Он оборачивается, услышав меня. Мне хватает одного взгляда на его застывшее лицо, чуть прищуренные глаза, чтобы понять, что Киран не просто зол. Он в ярости.

Но не говорит ни слова, пока я не закрою за собой дверь. Отделю нас от шумного зала, еще полного аристократов из благородных Домов и любопытных глаз.

Но когда дверь закрывается, Киран тихо говорит:

— Во имя бездны, Элерис, что ты творишь?

— Так будет лучше.

— Лучше? Ты серьезно? Для кого?

— Для людей. Воплотившиеся боги, короли-колдуны…

— Мы, — голос Кирана холоден. Аргументы, так отлично звучавшие в моей голове, сказанные брату кажутся нелепыми.

— Мы дадим им символ, Киран.

— Ты дашь им войну.

Он молчит несколько мгновений, на его лице даже глаза выглядят холодными и высеченными из камня.

— Ты понимаешь, что благородные Дома не примут, как ты решила выкинуть традиции?

— Им придется смириться!

— С королевой, которая сразу после Церемонии творит, что хочет? С бастардом, которого она сажает на трон рядом с собой? Элерис, нашего отца убили, и мы не знаем, кто. Тебя похищали, покушались… не известно, что станет делать Уртар Мар-Шайал или леди Ашайя. Мы даже не знаем толком, кто стоит за заговором. И в этот момент ты хочешь бросить вызов благородным Домам?

Его рука ложится на эфес королевского меча.

— Ты сделала меня Клинком Менладриса, Элерис. Но я не поведу воинов на их соседей, только потому что ты что-то решила.

Я делаю шаг к Кирану, но он не двигается. И в этот момент я понимаю, что больше всего его беспокоит другое. Самое сложное еще впереди.

— Ты знала, что я этого не хочу. Знала, поэтому ничего не сказала. Поставила перед фактом.

Еще несколько шагов, и мне кажется, платье шуршит слишком оглушительно. Киран все еще не двигается. Не делает и шагу навстречу.

— Мне казалось, это лучший вариант. Народу понравится. Я говорила со Жрецом, он одобрил…

На лице брата наконец-то проявляются эмоции: его брови приподнимаются, но он удивляется вовсе не одобрению Таланиса Рена.

— Так теперь на твои решения будет влиять Жрец? Этому тебя учили?

После его слов волной накатывает стыд. Я ведь знала, что Киран откажется, именно поэтому ничего ему не говорила. А вовсе не из-за того, что не было времени или удобного момента — я могла себя обманывать, но это не было правдой.

Я подхожу так близко, что могу коснуться его. Но Киран не двигается. И не опускает глаз — он никогда не опускает глаз.

Он может быть незаконным сыном короля. Но он не станет склоняться ни перед одним монархом.

И передо мной.

— Я — твой клинок, не меньше, но и не больше.

Я касаюсь ладонью его щеки, но Киран не шевелится. И его тихий голос шелестит не громче складок платья.

— Не решай за меня. Никогда. Не решай. За меня.

Руку словно обжигает холодом его слов. Я безвольно опускаю ее и понимаю, что у меня самой тоже не осталось сил. Потому что я не подумала. Потому что брат кругом прав. И потому что я обидела его.

В этой маленькой комнате, заставленной шкафами, нет ни одного стула, поэтому я опускаюсь прямо на пол. И пышная юбка платья ложится вокруг волнами крови.

— Прости, Кир, я просто не знаю, что мне делать. Я не хочу быть одна. Прости, прости, прости…

Я — королева, мне стоит держать себя в руках, всегда, без исключения, но я не могу. Просто не могу и ощущаю, как по щекам начинают катиться слезы.

На миг всё как будто подернулось дымкой, сквозь которую я видел не Элерис и ее платье, а чью-то кровь, тело у своих ног, но тут же усилием воли попытался отогнать видение — и у меня вышло. Я ощущал биение Дара — как пульс внутри меня. Но не сейчас, только не сейчас.

Опустившись рядом с сестрой, я обнял ее. Сначала она как будто напряглась, но потом приникла, и я гладил ее по волосам, пока она плакала, спрятав лицо у меня на груди.

Мне не нужны