И Софи подумала, что, возможно, бояться этим вечером стоило, но отнюдь не тех, кто ехал с ней в машине.

Но дальше Сет сказал то, что Софи совсем перестала понимать.

— Ты знаешь мои методы. Ты - смерть, но я - огонь.

— Ты — хаос и буря. Но я не хочу за тобой убирать.

Сет пробормотал что-то в ответ, но Софи не расслышала, да и не была уверена, что в действительности хочет знать. Происходящее казалось ей всё более странным. Или, вероятно, всё куда проще и прозаичнее, а она просто не понимает половины сказанного — может, это какой шифр или речь об игре.

Хотя в глубине души Софи осознавала, что это не так.

На улице начал накрапывать дождь, оседая на окнах машины, превращая ночные огни в световые пятна, а другие автомобили в размытые силуэты. Мир казался тем же самым, но будто приобрел невнятную тревожность. Горчинку на кончике языка. Зуд на подушечках пальцев.

По крайней мере, себе-то Софи могла признаться, что ей попросту страшно.

Она не знала район, в котором остановилась машина, припарковавшись напротив здания с широким крыльцом и каким-то пафосным нечитаемым названием каллиграфией. Отель.

Все вышли молча, но Гадес не торопился, он достал сигареты и медленно закурил. Сет к нему присоединился, мрачный и молчаливый. Неф стояла рядом, просто кутаясь в свой огромный красный шарф.

Софи видела, что и Неф, и Сет смотрят на Гадеса. Как будто ждут его отмашки, а он… Софи казалось, тот к чему-то прислушивается. Чуть нахмурив брови, глядя перед собой, но словно ничего не видя. Подобный отстраненный взгляд появлялся у него и на сцене, но сейчас иной, словно Гадес заглядывал не внутрь себя, а смотрел вокруг.

Он затушил сигарету, рассеянно убрал окурок и провел по волосам, стряхивая с них маленькие капли осевшей влаги. И в этом жесте было что-то почти мальчишеское, что-то очень… человеческое.

На той стороне влажной дороги, у отеля, показалась собака. Софи моргнула, но большой доберман со ступенек не исчез. Он спокойно стоял и смотрел на них.

— Он внутри, — сказал Гадес. — Пошли.

Он кинул быстрый взгляд на Софи, но не попросил остаться, и она была рада. Одинокая машина под накрапывающим дождем казалась сейчас более зловещей, чем освещенный отель.

Она отошла в сторону, когда приблизились люди, но Софи с удивлением увидела, как проходящий мимо Гадес потрепал добермана по голове. Пёс высунул язык и завилял хвостом. Но внутрь отеля не пошел.

— Ты знаешь собаку? — не удержалась Софи, поравнявшись с Гадесом, пока они проходили через крутящиеся двери.

— Это мой пёс.

— Что он здесь делает?

Он посмотрел на нее, но теперь Софи невольно задрожала: в этом мазнувшем по ней взгляде не было ничего мальчишеского. Как будто Софи словила отражение бездны в зеркале.

— Вопросы потом, — сказал Гадес. — Ты пошла по доброй воле. И еще можешь вернуться в машину.

Софи упрямо сжала губы и больше ничего не спрашивала. Вот уж нет, она не покажет себя девчонкой с неуемным любопытством! Она может держать себя в руках не хуже, чем эти люди!

Неф подошла к стойке регистрации что-то уточнить, а Сет прошипел:

— Что ты удумал?

Гадес посмотрел на него тем же взглядом. Но Сет, в отличие от Софи, молчать не собирался:

— Я чую, как ты выпускаешь силу. Хочешь тут всё разнести? Там что-то есть? Нам бы тоже неплохо знать, что увидел твой пес! Знать, к чему готовиться.

— Всё спокойно. Но я не хочу рисковать.

Казалось, Сет чуть не задохнулся от возмущения, покосился на Софи, а потом спросил:

— Это ею ты не хочешь рисковать? А нами можно, не предупреждая, с чем столкнемся?

— Ничего вам не грозит.

Что-то было в его голосе, равнодушном и холодном… Софи подумала, что не грозит не потому, что нет опасности, а потому, что она не сможет никому навредить.

Когда они вчетвером оказались в кабинке лифта, несущей их наверх, Софи наконец-то поняла причину ощущения. Ей как будто было тесно, словно не хватало воздуха. Она прислонилась спиной к зеркальной поверхности задней стенки и краем глаза видела, что Сет и Неф сделали то же самое.

А перед сомкнутыми дверцами стоял Гадес, и его невидимая сила словно размазывала остальных по зеркалам, тонким слоем по внутренней поверхности лифта. Софи не видела, чтобы что-то изменилось, но ощущала это в самом воздухе.

Когда Гадес вышел из распахнувшегося лифта на нужном этаже, его шаги, скрадываемые пушистым алым ковром, не были шагами хищника. Плавная походка самой смерти. Бесшумная, деликатная и убийственная. Его шаги — последний шелест, который ты услышишь в жизни.

Ничего не изменилось в облике Гадеса. Он просто шел вперед, а Софи старалась держаться поближе к Сету и Неф. Но Гадес шагал неумолимо — и Софи не сомневалась, если бы кто попался на пути, то кости могли превратиться в пыль от одного взгляда.

Не останавливаясь, Гадес толкнул дверь номера, но она оказалась заперта. Он даже не остановился, просто сделал едва уловимое движение рукой, и замок вместе с ручкой осыпался прахом на ковер.

Софи невольно ойкнула. И прежде чем прошмыгнуть в номер за остальными, пригляделась к пыли на ковре и невольно провела пальцами по двери — в том месте, где теперь осталась аккуратная дыра.

Неф зажгла свет, Сет вполголоса ругался, но Гадес молчал, и это пугало Софи больше остального — до того момента, пока она не увидела, что посреди комнаты на ковре лежит юноша.

Он казался совсем юным, босиком, в одних джинсах, рубашка небрежно валялась на кресле — как будто он собирался в душ или переодевался, но что-то прервало. На фоне грязно-серого ковра юноша казался совершенно бледным.

— Он жив? — спросила Неф негромко, и ее голос дрожал.

Но Гадес не торопился проверять. Он огляделся, и Софи была готова поклясться, что тени в углах зашевелились. Сет уже опустился возле юноши на колени, касаясь его кончиками пальцев, что-то шепча, хотя Софи не могла разобрать ни слова.

Вскинув голову, Сет посмотрел на всё еще застывшего Гадеса:

— Помоги ему!

Не отвечая, Гадес тоже опустился на колени перед юношей, который, видимо, и был упомянутым Амоном. Теперь они сидели по обе стороны от него, и Софи хорошо видела, что происходило.

Гадес просто запустил руку в грудную клетку Амона. Как будто не было кожи и ребер, а рука Гадеса — всего лишь туман, иллюзия. Но Софи хорошо видела, как ладонь погрузилась внутрь… в полной тишине, густой, застывшей в маленьком гостиничном номере.

— Позови его, — глухо сказал