— Зевс не стал бы.

— Он всегда благоволил Деметре.

— Он благоволит каждой юбке! Но не стал бы раскачивать равновесие.

Амон многозначительно вздохнул. Видимо, пытался горестно, но вышло у него так себе.

— Тогда тебе остается только одно, — возвестил он.

— Выкрасть Персефону?

— Дурень. Соблазнить ее.

— Что?

— Ну, один же раз вышло.

— Она не была против.

— Откуда ты знаешь, что теперь будет? — Легкомысленно пожал плечами Амон. — Она ощутит то же притяжение, что и всегда. Тогда наверняка вспомнит. Только не пугай ее сразу, этот твой загробный пафос и вот это всё… попробуй быть как человек. Она себя все-таки человеком считает.

Гадес не ответил. Он уставился на ровные ряды бутылок в баре. Они отсвечивали в смутном свете полупустыми боками. Гадес давно жил среди людей, но никогда не думал, что всерьез может быть одним из них. Он даже напиться по-настоящему не в состоянии, какое соблазнение?

— Я не смогу, — сказал Гадес.

— Да ладно. Просто не пугай ее. Она заново в тебя влюбится и все вспомнит.

Амон явно хотел опрокинуть рюмку, но потом неожиданно посерьезнел.

— Вообще-то я здесь не просто так.

Вот оно что. Поэтому он так легкомысленно отнесся к возможному союзу Деметры с кем-то сильным. И не придал значения потере памяти Персефоной. Амона беспокоило что-то другое.

Гадес вопросительно изогнул бровь:

— И?..

— Бальдр мертв.

— Ну, он всегда немного не в себе.

— Ты не понял, Гадес. Он действительно, взаправду мертв. Его убили.

— Невозможно убить бога.

— Все так думали.

Теперь Гадес вздернул обе брови. Бальдр был с севера, да к тому же покровительствовал весне и свету — то есть друг для друга они были теми еще противоположностями. И не то чтобы друг друга ненавидели… но недолюбливали достаточно, чтобы стараться никогда не встречаться.

Но невозможно убить бога. При смерти просто освобождается их энергия и требуется время, чтобы создать новое тело. Но Персефона единственная, кто в полном смысле слова перерождается.

Этот процесс шел тысячи лет. Ничто его не нарушало.

— Что произошло? — спросил Гадес.

Как и всегда, он оставался собран и задавал вопросы по существу. Его друг бросил быстрый взгляд на бармена, но тот был далеко. До этого Амона не очень-то волновало, что услышит бармен, но теперь, похоже, информация была важной.

— Никто точно не знает. Но Бальдра убили. А его дух не высвободился. Он просто оказался уничтожен.

— Откуда известно, что он не исчез?

— Хель сказала. Она-то смыслит в таких вещах.

Ее Гадес знал отлично. Как и он, Хель заведовала умершими, но на севере. Он не помнил сложных родственных связей в их пантеоне, но не сомневался, если богиня их загробного мира говорит, что Бальдр мертв, значит, он действительно мертв.

— Но как такое возможно?

Амон пожал плечами:

— Никто не знает. Один в ярости, он тоже не поверил, начал искать, а Хель обозвала его старым козлом и заявила, что она уверена, Бальдр исчез из этого мира. Совсем. До конца. Он никогда не вернется и не возродится. Он просто перестал существовать.

Последние слова Амона звучали особенно зловеще. Так что будь Гадес хоть чуточку более впечатлительным, у него по спине точно пробежали бы мурашки.

— Но самое страшное не в этом, — продолжил Амон. — Ходят слухи, такое происходит по всему миру. Кто-то убивает богов и других существ. Бальдр стал самым значимым и последним… на данный момент.

— Только не говори, что хочешь тоже заняться поисками убийцы.

Амон пожал плечами:

— Сейчас каждый из нас будет пытаться провести расследование. Ты поможешь?

— Если смогу.

— Не волнуйся, я не помешаю соблазнению твоей Сеф. Тем более… на всякий случай приглядывай за ней. Она сейчас уязвима. И сам будь осторожен.

Гадес криво усмехнулся.

— Вряд ли кто окажется настолько глуп, что полезет к владыке Подземного царства.

— Бальдр тоже думал, что неуязвим.

========== 3. ==========

Комментарий к 3.

Сет - в древнеегипетской мифологии бог ярости, песчаных бурь, разрушения, хаоса, войны и смерти.

Нефтида - его жена, сущность ее противоречива, но в целом, “владычица всего неявленного и нематериального”.

— Разжигай костры, мой господин. Позволь дыму стелиться вдоль величественных вод Стикса. Вдоль моих позвонков.

Аид улыбается. Хищно, опасно, как будто готов перегрызть глотку любому, кто встанет у него на пути. Проводит рукой по обнаженной спине Персефоны, и она выгибается под его ладонью.

Ее постель усыпана весенними цветами вперемешку с маленькими человеческими косточками. Аид полагает, это ужасно непрактично, но он склонен к символизму, а Персефоне просто нравится, когда красиво. Поэтому в первую ночь, когда она в новой жизни воссоединяется с мужем на их ложе, она просит усыпать постель цветами и костями. Которые, правда, всё равно придется смахнуть на пол, чтобы не мешали.

Им обоим нравятся ритуалы. Что-то постоянное и неизменное. Напоминающее, что бы ни случилось, есть циклы и вещи, которые никто не в силах изменить. Аид всегда стремится к Персефоне, а Персефона хочет воссоединиться с мужем.

— Разжигай костры, мой господин, — шепчет она, — пусть все знают, что я вернулась.

Он наклоняется, так что его дыхание щекочет ухо Персефоны. Улыбается, а в словах перекатывается рычание хищника, опасного и неумолимого:

— А что будет делать моя госпожа?

Она переворачивается на спину, обнаженная, благоухающая сладковатыми цветами с могил.

— Надеюсь, ты скучал по мне.

Гибкий, страстный, он с рычанием раздвигает ее ноги.

Всю дорогу до дома Софи слушала восторженный щебет Хелен. Светлые волосы подруги растрепались, тесный корсет она сняла прямо в машине, ничуть не стесняясь того, что осталась в какой-то черной сетке, не скрывавшей темное белье. Софи опасалась, что они станут причиной аварии, потому что другие водители таращили глаза на миниатюрную блондинку за рулем.

Сама же Хелен взглядов не замечала и говорила только о прошедшем концерте. По ее признанию, сыграли любимые песни. И дважды выходили на бис! Хелен отбивала пальцами ритмы на руле, пока они стояли на светофоре.

Но больше всего, конечно же, Хелен пришла в восторг от того, как Софи случайно познакомилась с вокалистом «Стикса», и что он нашел их в зале и взял номер Софи.

— Ты ему понравилась! — уверенно заявила Хелен. — Точно тебе говорю. Я видела, как он смотрел.

— Не сомневаюсь, он так смотрит на каждую девицу, которую хочет уложить в постель.

— Он не такой.

— С чего ты взяла?

— Читаю его Фейсбук.

Софи только фыркнула и отвернулась, пока Хелен переключилась на водителя впереди, рассказывая, что тот «медленнее улитки на заднем дворе моей бабушки».

Софи же думала, что там, перед клубом, Гадес действительно не показался ей ни заносчивым, ни пытающимся ее очаровать. Он был на удивление… обычным. На сцене Гадес