– Ты не обязана спасать королев, – сказал он. – Ты никого не обязана спасать.
Я поняла, к чему он клонит, и прищурилась.
– Да что ты вообще понимаешь? Ты никогда не любил. Откуда тебе знать, каково это – причинить боль близкому человеку? Не указывай мне, что я должна чувствовать.
– Зато я знаю, каково это – когда боль причиняют тебе, – сказал он, сверкнув глазами.
– Это ты о своем дне смерти? – фыркнула я. – Думаешь, хуже этого ничего не бывает? А теперь представь, что по твоей вине умирает другой человек. Такие страдания тебе и не снились. Если я не раздобуду для отца ГИДРу…
– Что? – перебил он. – Ты о ГИДРе и словом не обмолвилась. Я думал, тебе нужны деньги!
Я всплеснула руками.
– Я тебя обманула, ясно? Неужели это тебя так удивляет? Я ведь только и делаю, что ворую и лгу. Я ничем не лучше Макеля, это ведь он меня создал.
– Киралия, – простонал Варин. – Почему ты раньше мне не сказала?
– А вдруг, узнав, что нам нужно одно и то же, ты сдал бы меня властям?
Прозвучало нелепо. Варин уже не раз доказал, что он хороший человек и преданный друг, хотя я воровала у него, оскорбляла его и вообще втянула во всю эту заварушку.
– Я бы тебя не сдал, – сказал он. – Я бы уступил ГИДРу твоему отцу. Ему она нужнее.
От этих слов я еще больше устыдилась.
– Я не хочу, чтобы ты жертвовал своим будущим ради меня или моего отца, – грустно улыбнулась я.
– Это правда, что твой отец в коме? – спросил он. Я кивнула. – Значит, его состояние тяжелее моего. Так будет справедливо.
– Чем ты болен? – Давно пора его об этом спросить. В лазарете он нарочно сменил тему. – Почему тебе отвели лишь тридцать лет? Зачем тебе ГИДРа?
К моему удивлению, на его лице не дрогнул ни один мускул.
– Я слепну.
Я ахнула и прижала руку к груди.
– Это редкое генетическое заболевание, – сказал он. – И оно прогрессирует. Мне уже сейчас трудно видеть ночью и при ярком свете, да и периферийное зрение у меня слабое. – Он сглотнул. – К тридцати годам я ослепну.
– Но у тебя такие красивые глаза…
Дура! Надо же такое ляпнуть.
– Это просто симптом, – улыбнулся он.
– Но ГИДРа тебя исцелит?
– У меня случай не срочный, поэтому обследование я еще не проходил. Я ведь не при смерти. По крайней мере, в этом году.
Краешек его рта приподнялся, но от того, что он пытался шутить, мне стало только больнее.
– Извини, – сказала я. – Надо было сразу во всем признаться. Но мне трудно доверять людям. Особенно после Макеля. – Я мрачно усмехнулась. – Был моим лучшим другом, а уже дважды пытался меня убить.
Варин посмотрел на меня долгим взглядом, а потом сказал:
– Мне ты можешь доверять.
– Да, потому что ты эониец. Добрый, верный, понимающий, честный и бескорыстный.
– Нет. Потому что я твой друг, Киралия, а настоящие друзья заботятся друг о друге и не обманывают.
Мне хотелось ему верить, но один раз я уже обожглась. Из-за Макеля я очерствела. А может, он так меня вышколил, что я уже никогда не стану прежней.
– Как ты думаешь, люди способны меняться? – спросила я. – Или от судьбы не уйдешь?
Варин глубоко вздохнул. Вид у него был измученный. Хоть я этого и не хотела, мои слова его ранили.
– Я обязан верить, что измениться может каждый. Что я не просто гонец. Что я могу добиться большего, чем требует мое положение. Что моя жизнь не сводится к моему дню смерти. А ты, – он изогнул бровь, – ты помогла мне поверить, что это все не пустые слова. Что я имею право добиваться того, чего хочу, пусть даже времени у меня не так много.
Его картины. Всевышние королевы! Теперь понятно, почему он никогда не пытался воплощать свои мечты, ведь к тридцати годам он потеряет все. Однажды его зрение упадет настолько, что рисовать уже будет невозможно, и он лишится единственной радости в жизни.
Сердце больно сжалось, на глазах выступили слезы.
– Мне тоже хочется верить, что твоя жизнь изменится, – сказала я. – Как и моя.
– Спасибо.
У него на щеках появились ямочки.
– И это ты называешь улыбкой? – сказала я, вытирая слезы. – Давай, покажи-ка зубки.
Поморщившись, он сверкнул в полумраке белыми зубами.
– Уже лучше, – рассмеялась я. – Но нужно еще поработать.
Он нерешительно подвинулся ко мне и сказал:
– У Макеля нет над тобой власти.
Я молчала.
– Киралия, – прошептал он. – Если я что-то и знаю наверняка, так это то, что ты сама себе хозяйка. Ты делаешь только то, что тебе хочется. Ты сумела проникнуть во дворец, и никто тебя даже не заметил.
– Но кто я без Макеля? – спросила я, уставившись в пол. – Он всегда меня направлял.
– У тебя и без него все прекрасно получается. – Он взял меня за плечи. – Ты не по его указке помогаешь королевам, а по собственной воле. Не по его приказу пытаешься спасти отца.
Я подняла на него глаза, и у меня перехватило дыхание. Он так смотрел на меня, будто мог расколоть надвое одним взглядом, освободив настоящую Киралию, спрятанную где-то внутри.
«Кем ты хочешь быть?»
Его глаза, похожие на два серебристых месяца, впивались в мое лицо. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Это раньше я была лучшим карманником Макеля. Человеком, который разрушил свою семью. Воровкой, которой нельзя доверять.
Одинокой душой.
Но в его глазах я явно была другой, иначе он не смотрел бы на меня с таким желанием…
Я схватила его за воротник и прижала к себе.
Его губы оказались неожиданно мягкими. И теплыми. А я-то думала, что он холодный и бесчувственный, как блестящий металл, из которого в Эонии делали практически все.
Как же я ошибалась.
Его губы сомкнулись вокруг моих. У его кожи был пряный солоноватый запах, и это был запах Варина, а не костюма.
Я стянула перчатки, обхватила его за шею и запустила пальцы в его кудри. Волосы у него были шелковистые – все в нем было мягким и нежным.
Сердце забилось еще быстрее, его кожа обжигала мои губы и руки.
И вдруг он отпустил меня. Мгновение мы улыбались друг другу – опьяненно и немного озадаченно. Я снова притянула его к себе, но он жестом остановил меня.
– Я тоже хочу тебя почувствовать, – сказал он, краснея, и мое сердце воспарило. Он расстегнул застежки на рукавах и снял перчатки, а потом откинул с моего лица прядь волос и провел дрожащими пальцами по моей щеке и губам. Я уже заволновалась было, что момент упущен, но тут его губы снова нашли мои.
Его нежность опять застала меня врасплох. Теперь, когда на нем не было перчаток, его руки нырнули в мои волосы и притянули меня ближе. В этот момент я почувствовала, какой он на самом деле теплый и пылкий. В этот момент я заглянула ему в душу.
Меня бросало то в жар, то в холод. Похоже, органический костюм никак не мог подстроиться под температуру моего тела. Ноющее чувство внизу живота было похоже на страх, но мне хотелось раствориться в нем навечно.
Мы целовались, не в силах остановиться. Да и зачем останавливаться? Я смутно помнила, что у нас много дел – даже слишком много, – и все равно отпускать его не хотелось. Он явно чувствовал то же самое. Его руки бродили по моему телу, и эти прикосновения были почти такими же
