Поэтому сейчас, убедившись, что дверь на балкон все-таки закрыта, я с облегчением выдохнула, но радость моя была преждевременной, ибо Бран вскинул голову и проревел:
– Люк! Неси скорее свои корзинки, Иви от них в полном восторге!
Черт возьми!
– Правда? – парень затушил сигарету о край балконных перил и аккуратно положил бычок в банку с окурками, стоявшую у его ног. – Я польщен. Знаете, в чем основная прелесть этого блюда? – его и без того большие глаза стали действительно огромными, и ни у кого снова не нашлось сил, чтобы промолчать и не задать нужного для поддержания беседы вопроса.
– В чем? – с какой-то обреченностью в голосе спросила Тельза.
– Так ведь в простоте! – радостно сообщил Люк. – Я сейчас все объясню… Для начала надо приготовить маринад, смешав уксус, воду и сахар, а затем залить им нарезанный соломкой лук. Можно на несколько часов, но лучше всего на ночь.
– Бубушечка, а ты почему не записываешь? – Рик прикоснулся губами к краешку моего уха, и бокал в моей руке задрожал.
– Не люблю готовить?
– Да? – Он обиженно поджал губы. – Черт, жалко. А я уже представил тебя на кухне в переднике на голое тело. И как ты готовишь мне ужин… Ну, не проблема! Люк, подожди минутку, я блокнот достану! Хочу все подробно записать.
– З-зачем тебе? – пьяно удивился Харди.
– Ты же слышал, – прожужжал Бран, вскидывая голову. – Иви от них в полном восторге.
Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, и решила, обязательно приготовлю Рику что-нибудь невероятно сложное. Не знаю… Может быть, даже борщ!!!
В течение следующих пятнадцати минут мы слушали о том, как правильно очищать телячью печень от пленок – пленки? У печени есть пленки? – и что варить ее надо на среднем огне около шестидесяти минут, охлаждать в бульоне, нарезать соломкой… В общем, к тому моменту, когда Люк, спассеровав на растительном масле морковь и остудив ее до комнатной температуры, перешел к тому моменту, где ее нужно смешать c печенью и луком, я поняла, что повара из меня не получится, потому как не готова я одно блюдо готовить больше суток! И это наш кулинар еще не сообщил, из какого теста нужно делать корзиночки!
Задумавшись, я упустила момент, когда разговор от корзиночек с салатом из телячьей печени переключился на тему наших двух убийств. Казалось бы, только что Люк, сложив пальцы щепоткой, объяснял, какое это блаженство «нежный печеночный паштет», и вот уже Харди, азартно блестя слегка опьяневшим взглядом, рассказывает, что ему удалось нарыть, пока мы с Риком провели в лимбе.
По его данным, «висюлька», найденная нами у последнего тела, была не кулоном или частью сережки, а элементом одного жутко дорогого и жутко старого браслета.
– Мой человек сообщил, что у этого украшения очень долгая и интересная история. Сейчас, подождите, я найду, он мнe ссылку прислал.
Харди уткнулся носом в телефон, не вполне трезво сопя и чертыхаясь, когда сенсорный экран отказывался реагировать на прикосновение пальцев.
– О! Нашел! – Откашлялся, прежде чем начать читать. – Этот удивительный браслет является полной копией того, что почти три тысячи лет назад принадлежал герцогине Наарго, в девичестве Хоро, супруге знаменитого герцога Наарго и внучке графа Алехандро Хоро…
Ничего себе! Я мысленно присвистнула. Драгоценности Наарго – даже если это «жалкая» копия – стоили баснословных денег. Астрономические суммы, я не преувеличиваю. И это если забыть о том, сколько нужно было заплатить казне за право повторения рисунка – целого или его части…
Три тысячи лет назад герцог Наарго преподнес глидерный браслет из белого золота своей невесте. Тогда на нем была всего лишь одна подвеска – миниатюрная тиара из платины, горного хрусталя и алмазов, точная копия той, которую будущая герцогиня получила в день венчания. За следующие шестьдесят лет совместной жизни герцог подарил супруге еще десять подвесок – по одной на каждое знаменательное событие в их жизни. Последнюю – двенадцатую Изабелла Наарго заказала сама, в связи с кончиной любимого мужа – каплю-слезу из кристита. Такую, как мы нашли на последнем трупе.
– За три тысячи лет копий знаменитого браслета было создано более, чем достаточно, но тех, в которых использовалась слеза из кристита и которые не затерялись во времени – всего пять, – сообщил Харди. – Три принадлежат правящей семье. Один был подарен музею ювелирных украшений и, наконец, пятый, наш, осел в имении «Высокие сосны», которое находится…
– В двадцати километрах от Перевала! – в два голоса закончили за Харди Тельза и Рик.
– А с чего ты взял, что наша капля именно от этого украшения? – недоверчиво спросила я. Мне как-то не верилось в такое совпадение. Как-то уж все слишком просто… С другой стороны, в жизни чаще всего именно так и бывает.
– А-а-а! – Харди возвел к потолку указующий перст. – Как раз по этому вопросу я и консультировался со своим человеком из Антверпенского квартала. Оказывается, каждый из существующих криститов имеет свой собственный паспорт – ну, если камень достаточно большой, осколки и мутные экземпляры ювелиры в расчет не берут. Короче, они делают какой-то углеродный синтез, я не шибко в этом разбираюсь, но если в двух словах, то отпечаток пальца не дает такой гарантии при идентификации, как этот самый анализ. Наш это камушек, наш. Осталось лишь выяснить, кто его владелец: жертва или убийца.
В глазах молодого Охотника загорелось азартное пламя – такое сильное и заразительное, что градус общего опьянения в комнате резко понизился. Да тут еще и Тельза подлила масла в огонь, сообщив, что анализ крови покойных показал – оба они в течение последних нескольких месяцев жили если не в одной квартире, то в одном квартале точно.
– Все-таки то, что мы пьем, надолго остается в нас, – пояснила Тельза, и я вздрогнула, покосившись на второй за вечер бокал шампанского. – А наши покойнички пили воду из одного источника, это я вам как специалист говорю. Да и вообще, я думаю, что они были знакомы.
– С чего ты взяла? – Наклонившись, Рик подхватил с блюда веточку винограда и, оторвав самую красивую
