– Но я не хочу, чтобы ты рисковал собой, – пробормотала я.

Он поднес к моему лицу прохладную руку.

– Я тоже не хочу, чтобы ты рисковала собой, но я знаю, что ты есть ты. – Он взял меня за подбородок и слегка притянул к себе. – Пожалуйста, не стой на пути у того, кто есть я.

В этом-то и была вся разница. То, чем становился он, было ужасно. Но могла ли я ему сказать: «Ты не можешь защищать людей, потому что ты меняешь свою форму, превращаясь в отвратительного демона, в тень»?

Вместо этого я произнесла:

– Было бы лучше, если бы ты подождал, пока Мария с Фенсвиком вылечат тебя.

Его рука безвольно упала.

– Они меня отупляют, делают заторможенным. – Выражение его лица изменилось, стало жестким. В свете луны я наблюдала, как вдоль садовой дорожки, будто живые чернила, расплываются тени. До меня долетал шепот монстроподобных созданий. Каждый раз, когда Рук был чем-то расстроен, темнота усиливалась.

– Хорошо, – кивнула я и подняла руки, как будто сдаюсь. Тени и шепот утихли, а Рук застенчиво покашлял.

– Я переживаю, что ты стыдишься меня, – наконец сказал он.

Стыжусь? Я чуть не рассмеялась от абсурдности этих слов.

– Отчасти я делаю это, чтобы казаться сто ящим в твоих глазах, – продолжил он.

– Что ты хочешь этим сказать? – прошептала я.

Он взял мою руку в свою, кожа была горячей.

– Я знаю, что ставлю тебя в неловкое положение, – пробормотал он. – Живу в этом прекрасном доме из милости… Ты, должно быть, видишь, какой я несчастный и жалкий человек, Нетти… Генриетта.

– Ты думаешь, мне есть дело до богатства? – Я балансировала между бешенством и счастьем. – Глупенький ты мой. – Правильные слова не приходили на ум, слов вообще не было. – Ты что, не знаешь меня?

– Ты назвала меня глупеньким? – удивленно рассмеялся он.

– Глупенький, я люблю тебя! – практически прокричала я ему в лицо. Вот оно. Слова были сказаны. Я прикрыла рот рукой. Да что на меня нашло?

– Что?

– Я… Я только имела в виду… – Я замолчала.

Рук порывисто прижал меня к груди. Я чувствовала, как бьется его сердце: быстрая барабанная дробь, такая же, как и у меня.

– Скажи это еще раз, – прошептал он.

– Я люблю теб…

Он закрыл мне рот губами.

Это было безумие. Мы были одни посреди ночи, как в какой-то чудесной сцене из пьесы. И это не было фантазией, никто не притворялся. Рук был здесь, со мной, его губы были на моих губах. Сначала поцелуи были нежными и легкими, как перышки. Но затем его рука обвилась вокруг моей талии, и долгий поцелуй стал сводить меня с ума. Ладони Рука заходили вверх-вниз по моей спине. Наши рты раскрылись, я застонала, когда его язык метнулся к моему.

…Мы отстранились друг от друга, и я запустила пальцы ему в волосы.

– Я не могу поверить, что это наконец-то произошло, – прошептал Рук, его дыхание было неровным. – Я так долго об этом мечтал.

Он осыпал поцелуями мою щеку, пока снова не нашел мои губы. Я положила руку ему на грудь и почувствовала, что его сердце сейчас выпрыгнет.

Когда я целовалась с Магнусом, это были яростные, необузданные поцелуи. А эти… как возвращение домой, туда, где мне будет хорошо.

Я посмотрела в черные глаза Рука, полные желания. Меня обуял страх, и… я тоже испытала тягу к нему.

– Я тебе не противен? – выдохнул он.

Нет, тени и шрамы ничего для меня не значили, по крайней мере, пока он был рядом.

Ему стало жарко, и он снял пальто. Я взяла его руку и поднесла губы к загрубелой ладони. Покрыла поцелуями запястье, а когда дошла до шрамов, стала нежно целовать их один за другим. Он так шумно втянул воздух, что я остановилась.

– Тебе больно?

– Наоборот, – простонал Рук. Его трясло. Он схватил меня за запястья и посмотрел на меня.

– Мы не можем этого сделать, – пробормотал он.

Если бы мы продолжали в том же духе, то…

– Я знаю, – сказала я.

А затем каждый волос у меня на голове встал дыбом: я услышала чье-то дыхание. Мы были не одни. Что-то, шипя, выползало из тени, медленно двигалось по траве.

Это и в самом деле было завораживающее зрелище. Я увидела изорванную в клочья черную мантию. Над телом со слабым шепотом завивался дым, черный капюшон скрывал из виду лицо.

Фамильяр… Я не видела его с тех пор, как был побежден Корозот. Фамильяр поднял взгляд на Рука и прошипел одно слово:

– Хозяин.

Затем он начал облизывать землю. До меня дошло, что он пробует на вкус следы Рука, жадно упивается ими.

– Убирайся от меня, – прорычал Рук, пнул монстра, и тот, жалобно взвизгнув, отполз.

Несмотря на весь ужас происходящего, это меня ошеломило.

Фамильяр снова забулькал, пытаясь дотянуться до Рука. Когти у него были расслоившимися, под них забился песок. Самый жалкий монстр из всех, что я видела.

– Не трогай его, – попросила я, но Рук не послушался. Взмахом руки он созвал тени из каждого уголка сада, и те накрыли фамильяра. Я сжалась, ожидая крика.

Но место этого послышалось довольное урчание. Когда Рук убрал тени, мы обнаружили, что фамильяр катается на спине, как кошка под лучами солнца. Он подполз на животе к Руку и облизал ему ноги.

– Оставь меня в покое! – взревел Рук. Его лицо побагровело. Я испугалась, что нас кто-нибудь услышит.

Фамильяр встал на колени, капюшон свалился, обнажая лицо, и я мгновенно узнала его. Светлые свалявшиеся волосы, зашитые суровой черной нитью глаза – это была Гвендолин, дочь мастера Агриппы. Она подпала под влияние Ре́лема очень давно. Гвендолин мрачно уставилась на Рука, у нее стучали зубы, по щекам стекала кровь – жалкая пародия на слезы.

– Хозяин, – проскулила она и наклонилась вперед; к моему удивлению, Рук тоже нагнулся, в его лице