Никаких сомнений: здесь все было самое лучшее. По площади шли только прилично одетые люди, нищих оборванцев нигде не наблюдалось. Даже здешние разносчики и посыльные явно не знали недостатка в еде и были опрятно одеты. У одного из соседних домов остановилась украшенная гербом карета, откуда вышла аристократического вида пара. Из другого дома появилась одетая в красный бархат дама, вокруг нее суетились две камеристки, одна из которых держала над ней зонтик из расписного шелка. На вороном коне, идеально вычищенном скребницей, мимо прогарцевал какой-то тип в шляпе с пером. Серебряные накладки на седле просто ослепляли, а чтобы надраить его ботфорты до такого зеркального блеска, кто-то не столь привилегированный явно семь потов пролил.
Под аркадами находились лавки, но, насколько я могла судить, там ничего не продавалось для людей с тощим кошельком, только для богатых и великолепных. По соседству четыре работника вытащили на улицу громадное зеркало в широкой золотой раме. В следующем доме два человека закатывали в дверь бочку под присмотром нервного торговца, постоянно требовавшего, чтобы с его товаром обращались поаккуратнее. Из его озабоченных выкриков следовало, что в бочке самое дорогое вино во всей Франции.
– Мадемуазель?
Слуга, опять открыв ворота, взмахом руки пригласил меня в дом. Из холла в бельэтаж вела широкая мраморная лестница с изогнутыми перилами. Богатство хозяев ощущалось уже в прихожей перед входом в гостиную. Повсюду искрились хрустальные светильники, стены были обтянуты голубым шелком, на окнах висели портьеры с роскошными драпировками, а вдоль лестницы красовались живописные полотна размером с малолитражный автомобиль.
Слуга через двустворчатые двери провел меня в залитую солнцем гостиную.
– А вот и она, – сказала Сесиль, поднимаясь с дивана с высокой спинкой. – Подойди ближе, Анна, чтобы сподручнее было тебя рассмотреть.
Чтобы сподручнее было тебя съесть, – промелькнуло у меня в голове. В жутком волнении я споткнулась о порог и ухватилась за украшенный бахромой бархатный шнурок, после чего откуда-то снизу послышался тихий звон. Супер, я по оплошности вызвала слуг. Теперь о работе можно забыть.
– Первое впечатление обманчиво, – сказала Сесиль. – Обычно она вовсе не такая неуклюжая.
Ослепленная падавшим мне прямо в глаза солнечным светом, я видела только силуэты двух других находившихся в комнате людей – мужчины в удобном кресле с подголовником и женщины на диване, с которого Сесиль только что встала.
– Она мила, – услышала я голос женщины. Он показался мне удивительно знакомым, но, только сделав несколько шагов и увидев темноволосую красавицу в дорогом шелковом платье, я узнала ее. И задохнулась, глазам своим не веря: это была американская туристка, что вместе со мной переходила в прошлое, – Мэри. А седоволосый старик в кресле был ее дед Генри.
* * *Я зависла перед ними с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова. Не потому, что вступила в действие блокировка, просто от растерянности я потеряла дар речи.
– Э-э-э… добрый день, – наконец промямлила я.
После этого я так и продолжала безмолвно пялиться на моих новых работодателей, как овца, пока Сесиль улаживала с ними все остальные формальности. Вышло намного лучше, чем я ожидала. Я надеялась получить место камеристки, но выходило так, что мне не придется ни заправлять постели, ни скрести полы. С радостной решимостью Мэри провозгласила, что из меня выйдет идеальная компаньонка.
Дед поддержал ее идею.
– Лучшей ты не найдешь, – убежденно сказал мистер Коллистер. С некоторым трудом выбравшись из кресла, он обеими руками оперся на трость. На его морщинистом лице играла добродушная улыбка. – Не знаю почему, но эта юная девушка мгновенно пришлась мне по сердцу.
– Мне тоже, – сияя, подтвердила Мэри. – И правда удивительно, со мной еще такого не случалось. Такое чувство, будто я давно искала тебя и наконец-то нашла.
Они оба были явно преисполнены энтузиазма. Мэри даже настояла на том, чтобы я поселилась у них немедленно.
– За твоими вещами я пошлю слугу позже, – сказала она. – А сейчас пойдем со мной, я покажу, где ты будешь жить.
– Спа-пасибо, – заикаясь, пробормотала я. – Э-э-э… госпожа герцогиня.
– Зови меня Мари. В должности компаньонки ты мне не служанка, а подруга.
Сесиль смотрела на нее во все глаза. Казалось, она с удовольствием ущипнула бы себя, потому что не могла в это поверить.
– Уму непостижимо, – шепнула она мне на лестнице, когда мы обе вслед за Мари поднимались на четвертый этаж, где находилась моя комната. – Она же тебя буквально удочерила! Ее восторг – для меня загадка. Конечно, я расписала ей тебя во всех красках. Ты ведь и правда милое создание и действительно очень способна к языкам, – тут она покачала головой, – но, к сожалению, еще и неуклюжа и не особо остроумна. Другими словами, с тобой скорее скучно. И все же она, кажется, прямо-таки очарована тобой. Говорю же – загадка.
Почувствовав себя оскорбленной, я собиралась возразить, но все-таки сдержалась, потому что Сесиль была совершенно права. Мне тоже казалось ненормальным, что Мэри – а здесь Мари – пришла от меня в такой восторг.
Я могла бы объяснить Сесиль, что поведение Мари – как и ее деда – связано с их подсознанием, которое где-то очень глубоко еще работало, несмотря на полностью стертую и замененную память. Я была, так сказать, ископаемым фрагментом в первичных отложениях их воспоминаний. Чем-то, что они инстинктивно хотели сохранить и запомнить.
Этот феномен я уже однажды наблюдала у Маттиаса Тассельхоффа, немножко влюбившегося в меня полтора года назад в Венеции. Когда я опять встретила его в 1499 году, его звали Маттео Тассини и он ничего не помнил о своей прежней жизни в будущем. И все же ко мне его по-прежнему тянуло. Подсознание – мощная сила. Именно на него я очень рассчитывала, пытаясь вернуть Себастьяно.
Но, конечно же, ничего такого я никому рассказать не могла. Вообще-то сердечность Мари должна была бы вызвать у меня угрызения совести, но я испытывала слишком большое облегчение от того, что все так легко устроилось.
Моя комнатка располагалась под крышей и была обставлена солидной новой мебелью – здесь стояли кровать с настоящим матрасом и свежей белой простыней, комод, канделябр, скамеечка и – хм, ночной горшок с крышкой.
– Разумеется, это только временно, – извиняющимся тоном сказала Мари. – Я велю приготовить для тебя комнату получше, в том же коридоре, где и моя, чтобы ты всегда была рядом.
Сесиль приняла это сообщение с недоверием. Когда мы снова оказались внизу, она несколько раз порывалась что-то сказать, но потом только растерянно качала головой. Видимо, такой поворот событий совершенно ошарашил ее. У
