– А ты и не помешала. Это всего лишь мой муж, – она беззаботно помахала щеткой. – Заходи, налей себе вина. Ты можешь помочь мне помыть голову, раз уж Батист ушел.

Ее мокрая грива викингши свешивалась через край ушата. Рядом уже стояли заранее приготовленные кадушка с чистой водой для ополаскивания и миска с мылом. Однажды я провела несколько недель в прошлом и поэтому знала, как трудно было тогда мыть длинные волосы. Пенистого шампуня еще не существовало, вместо него использовали нечто вроде кашеобразного мыла с добавлением ароматических масел. Его основательно втирали в волосы, а затем споласкивали чистой водой, и, поскольку процедура требовала много времени и сил, делали это не слишком часто. У Сесиль были блестящие, ухоженные волосы, значит, она мыла их чаще обычного. Волосы Себастьяно тоже выглядели свежими, из чего я заключила, что он регулярно соблюдал правила гигиены. В семнадцатом веке это вовсе не само собой разумелось. Правда, самые плохие времена наступят позже: через несколько десятилетий мытье полностью выйдет из моды, и жирные, вонючие волосы станут прятать под массивными париками, а едкий запах грязного тела начнут маскировать духами. От всех будет пахнуть, как от все-еще-мужа Сесиль, Батиста.

Мои собственные волосы пахли работой в «Золотом петухе», словно я мыла ими какую-нибудь закусочную. Мне нужно было во что бы то ни стало сегодня же помыть голову, пусть даже и холодной водой.

– Скажи-ка, Сесиль, – начала я, подцепив из миски мыльную массу и втирая ее ей в волосы, – а где находится Люксембург? И вообще, что это?

– Новый дворец за городской стеной. Его приказала построить для себя мать короля. Там и парк есть красивый. Это недалеко. Нужно просто идти по улице Рю де ля Арп до конца, выйти за городские ворота, а оттуда его уже видно. По вечерам там часто встречаются молодые люди. А зачем тебе?

– Ах, мне очень хотелось бы сходить туда. В «Золотом петухе» я встретила несколько симпатичных мушкетеров. Один из них меня и пригласил. А где эта Рю де ля Арп?

– Как выйдешь из дома, так сразу на углу сворачиваешь направо. Длинная улица, которая ведет к выходу из города. – Повернув голову, она взглянула на меня. – Тебе следует остерегаться мушкетеров. Им всегда только одно нужно.

– Я буду осторожной. Можно мне взять остатки твоего мыла, когда мы закончим с твоими волосами?

– Ну конечно. И мою воду можешь использовать. Можешь помыться сразу после меня.

Я с недоверием уставилась на мутные помои в ушате.

– Паразитов или каких-нибудь заразных болезней у меня нет, – словно прочитав мои мысли, пояснила Сесиль.

– Большое спасибо, с удовольствием воспользуюсь твоим предложением.

Все остальные варианты требовали намного больше времени, и, кроме того, в жизни есть кое-что и похуже, чем мыться уже использованной водой. Например, когда от тебя воняет, как от старой фритюрницы.

– А ты что, помирилась с мужем? – спросила я. – Филипп рассказывал, что вы живете раздельно.

– Ну, что значит – помирилась? – Сесиль вальяжно откинула голову, чтобы мне было удобнее споласкивать ей волосы из кадушки. – Батист приходит сюда раз в неделю и на кухне у консьержки греет мне воду для мытья. За это ему разрешается смотреть, как я моюсь.

– Ах, вот оно что, – без всякого выражения пробормотала я. Не об этом ли говорил Филипп, когда упомянул, что Батист требует от Сесиль чего-то такого, что и произнести стыдно?

– А иной раз он приносит мне еду, вино и писчую бумагу. Ах да, и деньги на квартиру. За это я его немножко луплю.

– Ты… э-э-э?..

Она показала на висевшую на стене среди ее нарядов плетку, которую я приняла за театральный реквизит.

Ага. Понятно, они с бывшим практикуют свои тайные пятьдесят оттенков серого. Их личное дело, и меня это совершенно не касается (хотя мне все-таки было интересно). За исключением, конечно, одного важного аспекта.

– Ты делаешь это добровольно или он тебя принуждает? Филипп рассказывал, что твой муж донес на тебя в инквизицию.

Сесиль вяло отмахнулась:

– Знаешь, Филипп принимает большое участие в моей жизни. Он завсегдатай театра. Думаю, он меня боготворит. Он бы не понял, если бы узнал, что я делаю такие вещи и очень даже хорошо себя при этом чувствую.

Значит, сказки про инквизицию она ему насочиняла, чтобы во всей этой истории предстать бедной жертвой. Я сочла такую игру довольно нечестной. О чем ей и сказала.

– Филипп мог бы оказаться из-за этого в очень сложном положении, – объяснила я. – Он уже ссорился с твоим мужем, я сама видела. Мне он сказал, что убьет его, если встретит где-нибудь одного. Думаю, он собирается вызвать его на дуэль.

– О, правда? Какой очаровательный юношеский пыл! Да он ведь такой милый мальчик!

Она одним махом выбралась из ушата. Вода расплескалась во все стороны, и на меня тоже. Плевать – вонючую, всю в пятнах одежду все равно нужно было снять. Не теряя времени даром, пока Сесиль льняным полотенцем растирала свое пышное тело валькирии и расчесывала перед зеркалом волосы, я, быстро выскочив из одежек, залезла в ушат, спешно надраила себя сверху донизу, втерла в волосы мыло и ополоснулась оставшейся в кадушке водой. Затем я вытерлась влажным полотенцем Сесиль и, распутав ее гребнем волосы, простоты ради снова заплела их в тугую, пусть и влажную, косу. Облачившись в чистые вещи из мешка Эсперанцы, я вновь почувствовала себя человеком. Хоть и очень, очень усталым. А ведь проработала-то всего полдня. Интересно, как же люди, которые занимались в этом столетии тяжелым физическим трудом, умудрялись по вечерам куда-то выходить? Вероятно, никак.

– Ну, тогда я пошла, – сказала я в полном изнеможении.

– Удачи, дорогуша! Ой… постой! – Сесиль, сидевшая на табурете перед туалетным столиком и при помощи сурьмы, румян и белой пудры превращавшая себя в волнующую театральную диву, повернулась ко мне: – Ты же еще даже не видела сюрприза. Взгляни-ка, что там у меня под кроватью. Это Филипп для тебя принес, славный мальчик.

Нагнувшись, я вытащила из-под кровати сюрприз – нечто похожее на каталку, только без роликов и с матрасом, довольно тонким, но зато чистым.

– Ну-ка, приляг, – потребовала Сесиль. – По-моему, эта штука удобнее, чем кажется.

Я послушно улеглась и вытянула ноги. Ах, как хорошо! Кровать действительно оказалась удобнее, чем представлялось на первый взгляд. Мне нужно было совсем ненадолго расслабиться. Несколько минут в запасе точно оставалось. Только минутку покоя… С этой последней осознанной мыслью я погрузилась в сон.

Снова придя в себя, я на мгновение решила, что уже вернулась домой. Сейчас папа крикнет, пора, мол, наконец вставать, иначе в школу опоздаю. Потом стало ясно, что вовсе я не дома, а в Париже и что школа моя в нескольких столетиях отсюда.

Щурясь,