Далее происходили разные вещи. Я продал первую часть романа Фреду Полу, новому редактору «Галактики». Эти деньги мне очень пригодились, но их было недостаточно, и я занялся рекламой. Затем то издательство, что собиралось опубликовать мою книгу, приняло решение избавиться от научной фантастики и, конечно же, от моего незавершенного романа. Я в то время писал неплохую публицистику и получал от этого удовольствие. В конце концов я оставил рекламу. Я занимался этим делом достаточно хорошо, чтобы довести до уровня автоматизма, но идеи босса оказались слишком фантастическими для простого НФ-писателя. И вот я попытался вернуться назад к своей книге.

Но мой телефон постоянно трезвонил, отвлекая меня от пишущей машинки (это было до того, как появился недорогой автоответчик). Моя жена Фрума, работавшая тогда редактором в «Харпер и Роу», обратила внимание на то, что я слишком легко завожу друзей, в числе которых были таксисты, подвозившие меня за десять кварталов, продавец пылесосов, по отношению к которому я испытал чувство вины, потому что у нас не было в доме ковриков, на которых он мог бы продемонстрировать свой товар, и женщины-юристы, разносившие по квартирам благостные петиции и моментально влюблявшиеся в меня, когда я говорил, что не могу их подписать, потому что являюсь сторонником только очень плохих вещей. Однажды вечером, когда мой ужин остыл потому, что я не успевал класть телефонную трубку на рычаг, жена покачала головой и сказала: «Вот ты и сделал это, Фил. Ты исчерпал Нью-Йорк в качестве места для жизни». Я возражал. Я чувствовал, что должен быть какой-то способ даже для такого недотепы, как я, чтобы продолжать писать и жить на Манхэттене. Я решил завести офис или некий писательский эквивалент оного.

Вскоре на глаза мне попалось объявление о комнате без мебели – с туалетом в коридоре, – располагавшейся над дешевым магазинчиком на Шестой авеню, всего лишь в трех кварталах от здания Общественной библиотеки. За нее просили (помните, дело происходило в 1960-е?) двадцать восемь долларов в месяц. За добавку в пять баксов они разрешили пользоваться телефоном для звонков по городу. Я поблагодарил их и отказался. Нетушки. Никаких телефонов.

Вместе с Фрумой мы втащили койку, кресло и стол для пишущей машинки вверх по лестнице и в комнату. Мы узнали, что хозяин магазина одежды завершает свой рабочий день в 6.30, опуская железную решетку на вход – и разблокировать ее возможно только извне. Черного хода в здании не было. Мы решили, что это место идеально мне подходит.

«Ты, главное, – сказала Фрума, – не забывай поесть до закрытия магазина. И не вздумай заводить друзей среди магазинных клерков или поддерживать приятельские отношения с дежурящим на углу полицейским. Ты должен писать, писать и писать».

«А ты приходи навещать меня, – напомнил я жене. – Одно оконце в комнате как раз выходит на улицу. Даже после закрытия ворот я могу кричать тебе сверху».

«Ты только пиши, – сказала она. – Пиши свой роман».

«Все хорошо и замечательно», – думал я ночами, лежа на кушетке и считая желтые трещины в штукатурке потолка. Но все же, все же, о чем должен быть этот роман? Я понял, что не могу продолжать писать, если написанное не имеет важного значения, как минимум для меня самого.

Ну ладно, – итак, мальчик становится мужчиной. Каким же образом? Ну, для начала он должен иметь существенный и важный сексуальный опыт. С кем же? Я размышлял над этим долгими ночами, пока, однажды днем, не сдался и не отправился домой, чтобы принять ванну. И именно там, стоя в душе, я впервые подумал о ней – о Рэйчел Эстердотер. Она заговорила со мной, она объяснила мне книгу. Я поспешил обратно на Шестую авеню и закончил роман за несколько дней и ночей безостановочной работы, что не доставило моей язве двенадцатиперстной кишки особого удовольствия.

Я показал роман Фруме, и ей он понравился гораздо больше, чем мне самому. Я принялся переписывать книгу, увязывая две первые части с третьей и устраняя все нестыковки.

И тут мне пришлось прерваться, потому что произошло самое важное событие моей взрослой жизни, после встречи с Фрумой и женитьбы на ней: переезд в Пенсильванию, где я начал преподавать в Государственном колледже. И процесс преподавания мне очень нравился.

Чудесно было жить среди коллег, стремящихся к истине и красоте, хотя многие из них относились к истине и красоте не вполне подобающим образом.

У меня появился новый агент, Генри Моррисон, который продал роман и несколько сборников рассказов издательству «Баллантайн Букс», и вырученных денег хватило на то, чтобы мы с Фрумой смогли купить наш первый дом.

Мы полюбили этот дом. Серый пенсильванский камень… Мы обожали его.

И я гордился этим романом, что обычно не соответствует моему отношению к опубликованным мною вещам.

Я чувствовал, что это прекрасная книга, и несколько полученных мною отзывов подтвердили мое мнение. Джуди Меррил из «Фэнтези энд Сайенс Фикшн» и Джордж Зебровски из «Твентис Сэнчури Сайенс Фикшн Райтерс» отозвались о ней с особой теплотой.

«Обитатели стен» понравились нескольким печатным изданиям и нескольким иностранным переводам. Но на самом деле роман был многими не замечен.

И принес не такие уж большие деньги издателю. Или мне.

Но, черт побери, я перечитал роман, опубликованный на этих страницах. Он стоил того, чтобы быть написанным.

Написан в 1965 г., опубликован в 1968 г.