Дария неожиданно оказалась очень интересным собеседником, и я услышала рассказ о судьбах многих людей той волны эмиграции, которая вынесла ее семью на землю Италии. Там было мало хорошего и очень много плохого. Но рассказывала она интересно — заслушалась не только я.
Поздним вечером, почти ночью уже, все разошлись по своим комнатам. Я разделась, приняла горячий душ, посидела немного на кровати, потом опять оделась и тихонько вышла на террасу. Я неплохо выспалась днем. И сейчас боялась, что вместе с бессонницей вернутся все мои переживания, испортив хорошее настроение, которое принес приятный вечер — тоска уже давала знать о себе. Мне нужны были еще впечатления, снова нужно было утомить себя, заставляя отвлечься.
В Италии еще не похолодало по-зимнему. Но и не стало слякотно, как поздней осенью. Мне, в моей короткой шубке, было хорошо этой ночью. Темное южное небо было затянуто светлыми ночными облаками, отражающими свет большого города — уличных фонарей, неона рекламы, вывесок, подсветки памятников архитектуры. Мутная луна почти не освещала террасу, едва пробиваясь сквозь вытянутые облачные пряди. Когда глаза привыкли к убогому освещению, я смогла оценить вид с террасы на участок — сплошная романтика. Никакой японщины, валунов и ручьев — только изысканность и немножко грусти. Как так можно было передать настроение в ландшафте — оставалось загадкой. А, возможно, просто сказывалось время года и мое настроение…
Я раздумывала — а что, если пойти побродить там, чтобы рассмотреть все подробнее? Слишком темно и поэтому мало видно отсюда. В то же время, было страшновато — не сработает ли какой-нибудь датчик движения, включив сигнализацию и потревожив сон хозяев? Я уже почти решилась на прогулку, когда в помещении за моей спиной кто-то прошел, заслонив собой на мгновенье источник света — слабую ночную подсветку в большом холле. Краем глаза заметила, как мелькнула высокая мужская фигура, но точно — не Антонио. Тот был более худым — почти тощим.
Я не успела ничего рассмотреть, как свет погас и мужчина вышел ко мне на террасу. Я отвернулась от него — глаза привыкали к новому освещению. И не оборачивалась. Кто это мог быть, кроме Алессио? Мужчина подошел ко мне вплотную, и я не возмутилась, наоборот — замерла, закрыв глаза. Что это было — я не знала… волшебство какое-то… момент настроения? Казалось, что меня окутывает его аура, тепло, его приятный незнакомый запах. Он опустил руки на балюстраду по обе стороны от меня. На секунду показалось…но нет — сильная рука, нервно вцепившаяся в камень ограждения, была без повязки.
Это был он — мой персональный Мэл Гибсон… на сегодня… на сейчас… на одну ночь… Если он только захочет… А мне нужно было это, просто необходимо. Я немного помедлила и решительно развернулась к нему, прикрыв глаза от неловкости, которую все же чувствовала. Бросило в жар… стыдно… сладко… Руки сами потянулись… не оттолкнуть — обнять. Вдохнула глубоко пару раз, как перед прыжком в воду. Запрокинула голову, подставляя губы…
И он поцеловал меня… обхватив так же решительно, жестко и требовательно. Вжал в себя, впился в губы, сминая их и неожиданно делая больно. Потом ослабил натиск в ответ на мой болезненный стон, и этот поцелуй… я испытала немыслимое, сумасшедшее наслаждение, изысканное и ошеломляющее. Качалась на каких-то волнах, голова кружилась, в ушах шумело. Цветные круги плыли под закрытыми веками, тепло растекалось по телу, затрагивая и душу, заполняя ее светлой радостью, ликованием, восторгом… Воздух в легких закончился — я не дышала все это время, наслаждаясь ощущениями, немыслимой силы эмоциями. А мужчина оторвался от моих губ и немного хрипло, голосом Ярослава сказал: — Дыши, Арина, дыши уже.
Я замерла. Ступор… шок… мой хриплый вдох… В сумраке террасы опять раздался его слегка прерывистый, взволнованный голос:
— Я признаю… что был неправ тогда, позволив манипулировать собой чужому, заинтересованному человеку. Я сделал выводы и пересмотрел свое окружение… Я виноват, что самоуверенно рисковал нами, но я тогда был абсолютно, совершенно, безоговорочно уверен, что справлюсь, потому что люблю тебя с немыслимой силой. Я признаю свою вину. Но! Этот поцелуй ты точно собиралась подарить не мне, милая, а может и не только его… и теперь мы квиты, какие бы выводы ты ни сделала до этого.
И еще я понял… сама ты, Арина, не подойдешь ко мне никогда из-за своего дурного, упертого характера. Я устал ждать и не собираюсь больше пускать все на самотек, позволяя тебе делать ошибки. Я уже предупредил, что свое не отдам. И если нужно было сделать выбор за тебя — я его сделал. Ты моя и только моя — запомни это. Ты уходишь со мной сейчас?
— Вещи… — проблеяла я, пытаясь прийти в себя от его внезапного появления и этой речи, и мыслить разумно.
— Мои ниндзя заберут, — последовал ответ, — ты согласна уйти?
— Да, д-да… — Мы, продолжая обниматься, сделали несколько шагов к дому, меня бросило в жар, потом — в холод, повеяло теплом жилого помещения. Ярослав бормотал уже в полной, абсолютной темноте:
— Где же эти подсвечники? Темно, как у негра…
Я потерянно пролепетала: — Выключатель, ты выключил…
— Здесь нет электричества, милая, только свечи, правда — особенные. И я еще не умею их зажигать, как они — посылая приказ. Он вредничает, скотина полосатая — выделывается. Но я бесконечно, просто безгранично терпелив… я подожду… Арина, сейчас, я на ощупь. Где-то здесь…
— Что, Ярослав? Что? — в тихой панике шептала я. Было страшно, колотило от неожиданности и желания, от нервного возбуждения. Что с ним — думалось в каком-то угаре? Что за чушь? Кто — полосатая скотина? Он продвигал меня спиной вперед в темноте, прижав к себе, нашаривая что-то рукой впереди.
— Кровать, Арина. Я ищу… нашел кровать. Большую,
