– Она – дочь велький божество! Дочь Акули! – сказал шаман. – Когда мы хоть дать ее Божество Огонь, пришль Большая Акули и спасла ей! Вы должн почитать хозяйку Таос. Не сказать ей ложь. Иначе Большая Акули прийти и губиль вас.

Чинуш нездорово рассмеялся.

– Это же бред! – рявкнул он. – Послушайте, я не собираюсь что-то кому-то объяснять. У вас есть товар, у нас есть деньги. Мы заключим выгодную сделку, и всем будет от этого хорошо.

Девочка что-то выкрикнула и начала толкать Чинуша к выходу. Старик пытался остановить её, но дикарка была непреклонна.

Мыша било, как в лихорадке. Он взбесился и пнул девочку. Она отлетела обратно к старику.

Тавар нашел бы способ вывернуть ситуацию, но Чинуш уже отчаялся. Он запаниковал перед правдолюбкой и прималями и понял, что его выпрут отсюда силой, прогонят, как вшивую собаку. Это увидят все. Летучие мыши и таосцы. Об этом узнает Тавар.

Что бы он сделал? Напугал? Доказал свою власть? Как ведет себя мастер ножей, когда кто-нибудь стоит на его пути? Как он решает проблемы с теми, кого нельзя убедить?

– Она вам не богиня, – сказал мыш, чувствуя мощное давление со стороны таосцев. – А вот я вполне гожусь на эту роль. В кого там вы верите? Большая вода, Проглоченное солнце, Огонь и Акула? Тогда я буду вашим Богом Смерти!

Чинуш достал пистоль, привел его в готовность за два щелчка, прицелился и выстрелил в хозяйку Таоса. Девочка широко раскрыла глаза и упала в полной тишине, не успев даже вскрикнуть. В голову. Мгновенно и насмерть.

«Я больше не позволю прималям и правдолюбцам вставать у меня на пути. Я не разочарую Тавара, даже если мне сдохнуть придется!» – подумал мыш, наводя оружие на жмущихся к стенам таосцев.

Пистоль не был опасен до следующей зарядки, но никто, кроме Чинуша, об этом не знал.

– Скоро на остров приплывут другие люди с Большой земли, – сказал он. – У них будет такое же оружие. И вам лучше бы согласиться на сделку, иначе мы уничтожим вас. Мы отравим всю воду в ваших колодцах и источниках, мы заразим вас страшными болезнями, мы будем убивать ваших детей, а женщин продадим в рабство. Или каждый из вас закончит, как она, – с железом в черепе. Но все может пройти гораздо лучше. Мы обойдемся всего одним трупом и не будем мешать вам жить, как раньше. Взамен вы начнете добывать для нас то, что мы просим. Мы даже не отказываемся платить за это.

– В-вы убиль дочь Большая Акули! – выдохнул шаман, падая на колени возле трупа девочки и пачкая оранжевые штаны в крови, натекшей под телом.

– И где она? – надменно сказал мыш, оглядывая испуганных островитян. – Где ваша Акула? Что же она не явилась из моря и не сожрала меня? Бойтесь не выдумок. Бойтесь реальных людей.

В Алой хижине повисла тишина. Наемники жадно косились на пистоль. Маленький человек закрыл глаза хозяйке Таоса и поднялся. У него был опустошенный взгляд, но ни покорности, ни страха в нем не читалось.

«Я не должен его бояться», – подумал Чинуш, ощущая сильную дрожь.

Что-то его напугало. Что-то с этим стариком было не так.

– Ваш люди будут делаль такое оружье, – сказал шаман, будто прочитав мысли Чинуша. – Бецветный порошок. Там. В этой вещь. – Он указал на пистоль. – Я проник туда с мой дух. Я узналь, что нутряно есть такое же порошок, как в Радуж каньоне. Я не дам делаль такое с мой остров. Я не дам делаль с Таос, как с дочь Большая Акули. Ваш вернуться домой и никогда не идти обратно!

Чинуша внутренне передернуло. Этот старик уже проверил пистоль своим колдовством! Наверное, искал способ сломать его. Вот же шустрый гад. Мыш нервно ухмыльнулся, вернул оружие на место и потянулся к метательному ножу. Шаман что-то сказал мужчинам с лентами, они сгрудились вокруг него, и в миг, когда наемник пустил нож, его впечатало в дверь мощным потоком воздуха. Послышались крики. Мыш отлетел к стене. Шаман и его помощники выполняли странные движения ладонями, и от них воздух в Алой хижине загустел. Чинушу будто врезали под дых чем-то тяжелым, он не мог дышать. Все его люди валялись на полу, схватившись за животы и хрипя. Шаман подскочил, ударил мыша в голову, сорвал с него пояс, молча вынул все ножи и раздал мужчинам с лентами. Они подошли к наемникам и прикончили их одного за другим. Островитяне у стен, среди которых были и женщины, даже не вздрогнули.

– Я оставиль жить только вы, – сказал шаман, пнув Чинуша, чтобы перевернуть его на спину и увидеть лицо. – Только вы хорошо понималь язык. Вы сказать люди на Большой земля – смерть ждать их здесь. Смерть от Хозяин Смерчей. Смерть от Большая Акули. Она прийти за вы, но я просиль ее пустить вас домой, чтоб вы сказать своим хозяин: «Если другие корабли плыть на Таос, Акули уничтожиль вас. Я уничтожиль вас».

Кто бы знал, что спустя всего несколько тридов островитяне вновь соберутся на черной от копоти скале, чтобы совершить жертвоприношение и отдать Цуну богам. Но не живую, а мертвую. Не бесцветную, а хозяйку Таоса. И не Огню, а Большой воде, в которой до сих пор обитал дух великой Акулы.

Девочку завернули в красное и несли вчетвером. Хозяин Смерчей шел впереди, чтобы первым заговорить с Акулой, если она вдруг появится, разъяренная гибелью дочери. За ним следовала траурная процессия из нескольких сотен человек. Ветер крепчал, и одежды таосцев трепетали в его порывах.

Хинду плелся позади всех, глядя себе под ноги, и не мог разобраться в чувствах. Он ненавидел Цуну. За то, что опозорила его. Отобрала у шамана власть. Назвала бесцветных ровней остальным. Пустила женщин даже в Алую хижину и разрешила им выйти за пределы амбадов. За то, что не соблюдала традиции. За многое-многое другое, перевернувшее жизнь острова. Но сейчас, когда Цуну несли хоронить в море, Хинду отчаянно молился, чтобы девочка очнулась. Он боялся Акулу, но прозрачная рыбина казалась странным видением, а люди с железным оружием были реальны и могли сделать таосцев рабами.

Под алую ткань, в которую завернули обмытую, расписанную красными узорами Цуну, положили несколько тяжелых плоских камней, поэтому, когда ученики Хозяина Смерчей подступили к краю скалы и сбросили тело в блеклую от пасмурного неба воду, оно выдало десяток пузырей и сразу же пошло на дно.

Шаман говорил с Акулой, объяснял ей, кто убил хозяйку острова, просил прощения и помощи. Но Большая Рыба не