Во время первого припева «К оружью, гражданин» из партера к ней присоединилась пара голосов. Когда Белла начала второй куплет, пел уже весь зал.

Любовь к отчизне и народу,

Придай нам сил на нашу месть,

И ты, прекрасная свобода,

В бой нас веди за правду и за честь!

Победа, ты нас ждёшь по праву,

Врагов прогнать нам помоги,

Узрят пусть битые враги

И твой триумф, и нашу славу!

Вступили скрипки, а Морис спокойно выжидал с чуть поднятой дирижерской палочкой.

Когда подошел к концу второй припев, в зале уже творился ад кромешный. Толпа свистела, кричала «ура», топала. Белла в десятый раз поклонилась; Морис взмахнул палочкой, но снова ее опустил, поскольку овации не утихали.

Наконец, все успокоились, и опера возобновилась.

Когда представление закончилось и опустился занавес, Морис Валери вышел к актерам на сцену. Он втиснулся между Беллой и Фигаро и взял обоих за руки. Когда они кланялись и улыбались, он прошептал:

— Змея! Колдунья! Лисица! Тигрица! Ангел! Ведьма! Сорванец! Золотко! Люблю тебя! — Они поклонились, он поцеловал ей руку. — Ты прелесть! Люблю тебя! Ни у одной женщины нет такой дерзости, такого чутья! Я готов взорваться от избытка чувств. Ты могла нас уничтожить, но получилось все наоборот!

Белла приняла адресованный ей огромный букет красных роз, явно от Мориса.

— Мне... кажется, сеньор Россини меня бы не одобрил.

— Я его пригласил.

— Что? Но он...

— Нет. Наконец-то он ответил на письмо. Но возможно, завтра.

— Вряд ли я осмелюсь показаться ему на глаза.

— Тебе придется! Никуда не денешься!

Когда слушатели наконец выскользнули под летний дождь, актеры и все помощники сели праздновать прямо на сцене. Арман, Гарсия и Лафон поздравили Беллу, и она тоже горячо их поздравила, поскольку пошла на риск, но успешно справилась с задачей. Им же она отдала должное за пение и игру. Луковый суп, куриные ножки, рыбные пироги, яйца ржанки, красное и белое вино — все смеялись и болтали, сбрасывая накопившееся за весь вечер напряжение. Перепелиные яйца, пирожки со свининой, силлабабы, спаржа, пирожные с джемом, белое вино, красное вино...

Когда пиршество закончилось и народ стал потягиваться, зевать, рыгать и шумно прощаться, Белла все никак не могла успокоиться. Морис приобнял ее.

— Идем, дорогая, я отвезу тебя домой.

Вскоре окончательно стемнело, но где-то среди дождевого тумана маячил полумесяц. Они шли рука об руку по пустынным улицам, через главную площадь и повернули к реке. Беседовали о подготовке к спектаклю, неожиданных перипетиях первой, отчасти любительской постановки, когда столько всяких мелочей идет не по плану и столько всего идет замечательно. Жизнерадостный Фигаро с неуемной энергией, забавная черная шляпа дона Базилио и его павлинья походка, ловкость и проворство доктора Бартоло, так что публика покатывалась со смеху.

Они подошли к дверям ее комнаты.

— Кофе напоследок? — спросил он.

— Можно. Вряд ли я усну.

— Все мы в итоге уснем. Знаешь что?

— Что?

— Мне кажется, можно дать четыре спектакля вместо трех.

Они выпили по чашке кофе и раскинулись в креслах, напряжение наконец стало отпускать. И все же им не спалось. Наступила тишина довольства, удовлетворения, насыщенности. Но когда Белла зевнула и посмотрела на Мориса, он не сводил с нее глаз. Белла знала, что для него долгий день еще не закончился. Тут она поняла, что хочет того же, что и он. Она знала, что такого нельзя допускать, но ей этого хотелось. Совесть и добропорядочность проигрывали сражение.

Морис медленно покинул кресло и опустился перед ней сначала на одно колено, затем на другое.

Белла смотрела, как он снимает с нее туфли. Оба не проронили ни слова. Он осторожно, почти как доктор, поднял ее юбку, потянулся за подвязками, снял их, стянул чулки и бросил их кучей к туфлям. Затем начал целовать ее ноги. Сначала левую, потом правую. Его крепкие зубы любовно покусывали кожу. Морис встал и сходил за ножницами. Вернувшись, он склонился над ней и разрезал ленту, удерживавшую юбку. Затем взял ее за руки и осторожно потянул, заставив наклониться вперед. Расстегнул пуговицы сзади и поцеловал в шею. Потом поднял на ноги, сдвинул корсет и, обхватив за бедра, помог избавиться от платья.

Теперь на ней оставалась только тонкая белая сорочка. Морис нежно целовал ее лицо и сбросил с ее плеч бретельки, и Белла оказалась перед ним обнаженной. Он не стал отступать и глядеть на ее тело, что могло бы ее смутить, а вместо этого привлек к себе, по очереди обхватил каждую грудь и прикоснулся к ней губами. Оба осторожно, словно в танце, отступали к алькову, где стояла закрытая балдахином кровать.

Морис откинул полог, обнял Беллу за талию и колени и перенес на кровать. Белла лежала, подтянув колени и не сводя с него широко открытых глаз, пока он срывал с себя одежду, как будто та ему ненавистна. Раскидав одежду по полу и тоже оказавшись голым, Морис залез под балдахин, раздвинул ее ноги и уставился на нее, словно кладоискатель, нашедший сокровище.

Спустя два дня, ближе к вечеру, в Руан прибыл сэр Росс Полдарк.