Когда они возвращались к миссис Пелэм после осмотра нового дома, Белла прервала его вопросом:
— Кристофер, ты слышал о неком Россини?
— О ком? Россини? Наверняка какой-нибудь певец. Итальянский тенор. А что?
— Мне сказали, он написал оперу.
— Да? И как она называется?
— «Севильский цирюльник».
Кристофер погладил усы.
— Что-то слышал. Но не помню где. Что тебя интересует, милая?
— Морис упоминал о ней вчера вечером. Говорит, опера очень хороша.
— Её уже поставили в Англии?
— Он не сказал.
Пока экипаж грохотал по неровному участку мостовой, повисло недолгое молчание.
— Белла, — обратился к ней Кристофер, — моя милая и чудесная Белла, я перебрал вчера с выпивкой?
Он впервые об этом заговорил.
— Да, перебрал.
Кристофер внимательно всматривался в ее лицо.
— Ты же знаешь, всем мужчинам это необходимо время от времени. Это как предохранительный клапан на новомодных паровых машинах.
— Когда ты такой, я не могу с тобой сладить. Даже разговаривать с тобой невозможно.
На его лице отразилась досада.
— Сомневаюсь, что все настолько скверно. В армии привыкаешь к выпивке. Наверное, это помогает поддерживать боевой дух.
Она бы с радостью оставила эту тему, но какой-то внутренний чертик раззадорил ее высказаться.
— Тогда почему ты ничего не ешь, Кристофер? Я про такие случаи. В основном мужчины едят столько же, сколько и пьют. В смысле делают это одновременно. Обычно ты ешь и пьешь, как все остальные. Но... но в такие вечера, как вчерашний, в тебя словно бес вселяется и отнимает весь аппетит к еде, оставляя его только на...
— На любовь к белому вину? Ты права. Так и есть. Это прискорбно, и я сожалею, что расстроил тебя. Но такое случается редко. Может, это от отчаяния.
— От отчаяния?
— Быть может, я исправлюсь, и это прекратится после свадьбы.
На другой день Белла спросила:
— Профессор Фредерикс, вам знакомо имя музыканта Россини?
— Ты про валторниста или его сына Антонио? Наверное, про Антонио. Он написал несколько опер. Талантливый юноша. Кажется, его назначали музыкальным руководителем театра Сан-Карло в Неаполе в возрасте чуть больше двадцати. Что именно ты о нем слышала?
— Это он написал оперу «Цирюльник из Севильи»?
— «Il Barbiere di Siviglia»? Да, это он написал. Разумеется, тема оперы распространенная, но он переписал ее в новом стиле. Это самое значительное его произведение... пока что.
— А в Англии ее ставили?
— Да, в Лондоне, в Королевском театре... года три или четыре назад. Я оперу не видел, но читал либретто. А почему ты так интересуешься?
— Вы ведь встречались с Морисом Валери? В доме моей тетушки? Он дирижер театра в Руане. Он говорил об этой опере в среду вечером. Надеется поставить ее во Франции.
— А месье Валери знаком с Россини?
— Не знаю. Сомневаюсь. Но об опере он высокого мнения.
— Отлично. Хорошо. — Профессор Фредерикс задумчиво взирал на ученицу. — Мне кажется, это не совсем для тебя, дитя мое. Это... опера-буффа, комическая опера. В смысле, легкая по содержанию. Ты рассматривала ее для себя на неопределенное будущее?
— Нет, — ответила Белла.
Часть третья
Морис
Глава первая
К Демельзе пришла Кэти Томас. Она рассыпалась в извинениях, но, похоже, дело касалось обезьяны мистера Валентина. Когда зверя привезли несколько месяцев назад, он казался пугливым, общительным, чесался, прыгал повсюду, проказничал, но это не особо кого-то трогало. Дворяне ведь частенько заводят странных животных. Но обезьяна росла и росла — прямо как волшебная тыква, как выражается кухарка, — по утрам слышно, как она тявкает, бьется о стены, а потом визжит и кашляет, как будто ее мучают. Горничным наверху не особо нравилась обезьяна, даже пока та была маленькой, но теперь она так выросла и стала такой лохматой, что просто кошмар какой-то.
— Где мистер Валентин ее держит? — спросила Демельза.
— В двух комнатах за кухней, мэм. Там установили решетки. Неделю назад обезьяна сломала окна и взобралась на забор. Горничная Мейзи до смерти перепугалась, когда обезьяна стала бегать вокруг грядки с капустой!
Вечером за ужином, в тот день, когда по обычаю раз в месяц к ним приходили Энисы, Демельза заговорила о визите Кэти.
— По-моему, народ боится подходить к Россу, — закончила она, — поэтому со своими проблемами все являются ко мне.
— И правильно делают, — сказал Росс, — но люди заблуждаются насчет моего якобы огромного влияния на Валентина.
— Я видел, — подал голос Дуайт.
— Что именно, мое влияние или мартышку?
— Это большая обезьяна. Валентин пришел однажды утром попросить совета. Зверь простыл, подхватил насморк, точно так же, как это бывает с тобой или со мной. Я поехал к нему и назначил лечение.
— Она быстро растет? — спросил Росс.
— Очень быстро. Таких огромных я в жизни не видел.
— И какого именно чуда ждет от меня Кэти? — спросил Росс у Демельзы. — После смерти Агнеты мы с Валентином мало общались.
— Чтобы ты попросил его держать обезьяну в огороженном месте на улице.
— Сомневаюсь, что он примет сказанное к сведению.
— Обезьяна не выживет без тепла, — заявил Дуайт, — эти приматы родом из Африки и не такие выносливые, несмотря на густую шерсть.
— Может, именно этого прислуга и хочет добиться, — заметила Кэролайн.
— Я бы на их месте точно подумывала об этом.
— Надо же, а мне казалось, что ты любишь животных, — пошутил Дуайт.
— Люблю, но в пределах разумного. Мне нравятся собаки,
