Эмер отгрызла здоровенный кусок. Яблоко было из тех ужасных рыхлых “ред делишес”, что смотрятся как самоцветы, а на вкус – как отсыревший картон, пропитанный заветренной фруктовой вытяжкой. Не яблоко, а какая-то красная полусъедобная фигня. Какой там символ добра и зла – символ того, чем яблоко прежде бывало. Жесткое, как камень, и Эмер почувствовала, откусывая, как заелозили у нее зубы. Осознала, что не ела со вчерашнего обеда. Преодолела яблоко вплоть до огрызка, черт бы драл любой символизм и вкус.
Раздался звонок на обед, Эмер извинилась и умчала в кабинет к Иззи. Сказала, открывая дверь:
– Я тут опять на того парня наткнулась.
– Наткнулась?
– Попунктно?
– Пункты нахер.
– Я наткнулась на него в подземке вчера вечером, мы потрепались и склеили друг дружку. Чуток.
– Вот это, я понимаю, недомолвочка.
– Я склеила почти полного незнакомца на “Эф”.
– Подумаешь.
– Вот вообще нет.
– Для тебя – да. Но одновременно и нет. Люди так делают. Это я тебе, как говорят профи, “открываю глаза на жизнь”.
– По-моему, люди так не делают.
– Нет, только зверушки. Правда? Странно было? Извращенненько?
– Да нет вроде.
– Рассказывай.
Эмер открыла рот, но наружу ничего не вышло. Наконец произнесла:
– Не знаю, как рассказывать про такое.
– Вот, показывай на Тряпичных Энн и Энди[155].
Иззи вручила Эмер две набивные куклы, которые держала у себя в кабинете на случай, если ребенку трудно что-то рассказывать и нужен некий посредник. Особенно действенны они оказывались, когда требовалось разобраться в физическом столкновении, где к ребенку прикасался другой ребенок – или взрослый.
– Какая же ты засранка.
– Да, но я же твоя засранка.
– Фу.
– Давай на куклах. Своими словами.
Эмер прижала лица кукол друг к дружке.
– Очень хорошо.
Иззи взяла кукол и развернула их в позу “69”.
– Такое тоже было?
– Мы ехали в поезде!
– И что?
– Люди так делают?
– Может быть, я не знаю. Надеюсь, да.
– Ну, мы доехали на поезде до конца ветки. Встали между вагонами, чтобы нас никто не видел.
Эмер не понимала, зачем она врет Иззи, причин не было никаких, Иззи уж точно не стала бы ее осуждать. Может, ту тропку вранья Эмер расчистила сегодня утром с Коном, а теперь расширяла ее до двухполосной лжи. Так или иначе, суть того, что она Иззи излагала, было правдой, но Эмер почему-то не хотела сообщать, что привела Кона в свою постель, к себе домой. Вроде как это порочнее или блядовее? Порочнее и блядовее, чем трахаться с парнем, стоя в поезде? Эмер поражалась себе и сдвигу собственных ориентиров, всплывавших из подсознания.
– Вот так? – Иззи поставила кукол лицом друг к другу. Эмер взяла Тряпичную Энн, а Иззи – куклу-мальчика. Тряпичный Энди сказал: – Ты… куколка. Все получилось обалденно. Ты мне все швы порвала. Вернула Энди его тряпочку.
– Он так не разговаривает.
– А как он разговаривает?
– Не могу я так. Глупо это все.
– Ты будь им, а я буду тобой.
– Нет, не могу.
– Ладно, ладно, давай к списку по пунктам: совал ли он свое мужское в твое дамское?
– Да.
– Хорошо, я к такому не склонна, однако… – Иззи запела хорал из “Мессии” Генделя: – “Аллилуйя, Аллилуйя, Аллилуйя, Алли-и-илуйя-а-а-а…”
– Думаю, да.
– Ты думаешь? Ох, батюшки, не к добру это.
– В смысле, я думаю, мы это проделали. Нет, проделали, проделали, Иисусе, Иззи, я это сделала.
– И как оно?
– Отлично?
– Ты меня переспрашиваешь?
– Для стоячки в поезде – поразительно, да и у меня давно не было.
– Ну, с этим делом – как с катанием на коньках или нырянием. Нужно вводить поправочный коэффициент за сложность, умножать на него и так получать настоящую сумму очков.
К ним постучали. Иззи глянула в дверное окошко, никого не увидела, решила, что это ребенок, которого пока можно отшить – пусть Эмер выгрузит все целиком.
– Да? – выкликнула она голосом взрослого, обращающегося к ребенку.
– Это Сидни, – прозвучал раздраженный ответ. – Эмер у вас?
Иззи распахнула дверь. Лицо Сидни было сумрачным. Он засек, что две взрослые женщины играют в куклы.
– Иззи, дорогая, можно нам потолковать в вашем кабинете с глазу на глаз? Мне нужно перекинуться парой слов с Эмер.
Иззи воззрилась на Эмер. Он подслушивал?
– Конечно. Но через полчаса кабинет мне понадобится.
– Столько это не займет.
Иззи вышла. Сидни закрыл за ней дверь – и заперся.
– Имеем заваруху, – произнес он.
– Какую?
– А вы не в курсе?
– Сид, давайте без этого, пожалуйста.
– Ладно. Вы заставили трех девочек съесть что-то, несколько недель назад?
Пророческое сердце Эмер не обмануло ее. Тот жест праведного гнева стал камешком, брошенным в пруд, волны пошли к берегу – и добрались до него.
– Заставила? Не уверена, что это слово применимо.
– Порекомендовали?
– Ну, может, скорее, порекомендовала.
– Блядский нахер, Эмер, я б не дергался, если бы вы макнули туда их паршивые моськи, но теперь расхлебываю ущерб – как всегда.
– Что происходит?
– Они хотят, чтобы я вас уволил.
– Кто хочет?
– Родители.
– И?
– И я сказал им, что об этом не может быть и речи. Что вы любимый учитель, учитель высшей пробы, и что этот инцидент, когда у меня выдастся случай разобраться в произошедшем как следует, будет отнесен на счет скверного дня и сочтен скверным решением, но нисколько не показатель ни вашего характера, ни вашего педагогического модуса операнди[156].
– Благодарю вас. Благодарю вас, Сидни.
– Но они алчут фунт плоти, и мне придется его и дать. Точнее, вам придется его им дать.
– Из какой части моего тела должен быть вырезан фунт плоти?
– Из вашей гордости, надо полагать. Я собираюсь устроить три отдельные встречи с тремя парами родителей, и на этих встречах вам предстоит извиниться и показательно поваляться у них в ногах, произнести трижды меа кульпа[157] и спеть хвалы их гениальным деткам – и все это в лучшем вашем виде, без улыбочек.
– А иначе?
У Сидни на лице возникло страннейшее выражение – одновременно и старческое, и юношеское, и осуждающее, и игривое, как у человека, впервые созерцающего ад и думающего про себя: ну хоть не холодно.
– Ну же, Эмер, я ваш союзник в этом. Вы чертовски здорово понимаете, какое там “а иначе”. А иначе будете уволены. Пока это локальная война, но если разгорится, вы попадете в огонь, как ведьма, и уж поверьте мне, видал я города в огне от искр меньше этой, а потому будьте добры, соблюдайте осторожность.
– Слышу вас.
– Позволите ли назначить вам эти встречи?
– Да, Сидни.
– Договорились. Они состоятся на следующей неделе. У этих родителей терпения не больше, чем у медоедов.
– Есть нам что еще обсудить?
– Есть ли?
– Что?
– Что еще обсудить?
– Не с моей стороны.
– Великолепно. Что ж, уверен, до следующего кризиса рукой подать, правда, Эмер?
И вновь его лицо приняло то же выражение. Эмер выжала из себя смешок и согласилась, хотя совсем не была уверена, с чем она соглашается или над чем смеется.
Эмили Д
Пока Корвус не устроил кавардак, вечера у Эмер были, в общем, расписаны. Дважды в неделю она
