В 2007 году Валерий Витальевич издал книгу «Записки театрального режиссера» и преподнес мне экземпляр с дарственной надписью. Две главы книги автор посвятил своему отцу, одна называется «Памяти коллекционера В. И. Петрова (1910-1997)». Встретив запись Бондаревой «собиратель Серова – Петров», я перечитал главу о коллекционере, сомнений не осталось: Петров, упомянутый Евгенией Павловной, и отец Валерия Витальевича – один и тот же человек, и жили они по соседству: Бондаревы на улице Декабристов, Петровы в Дровяном переулке.
Несколько раз в тетради упомянута фамилия Савинов, первый раз в пояснении к картине М. П. Боткина «Христос и фарисей», которую Евгения Павловна, скорее всего, продала, запись зачеркнута, но разобрать текст можно: «Савинов считает, что это Боткин снял копию. Нужно показать в Эрмитаже». На следующей странице: «Венецианов? Девушка. Масло. Савинов сомневается в подлинности».
Убедительных доказательств нет, но, возможно, консультантом Евгении Павловны выступал российский художник и педагог Александр Иванович Савинов, спаситель полотен Рембрандта во время эвакуации Эрмитажа летом 1941 года.
Вероятность, что упомянутый в тетради «Лошаков, собиратель французской живописи» и художник Михаил Миронович Лошаков – одно и то же лицо, невелика, общее между ними – только любовь к французской живописи и годы жизни. С 1920 года Лошаков жил в Париже, война застала его в СССР, куда он приехал навестить родственников. Его эвакуировали в Среднюю Азию. В 1943 году Лошаков перебрался в Челябинск, вступил в местное отделение Союза художников и некоторое время преподавал в изостудиях города и во Дворце пионеров, откуда его изгнали за независимое поведение и за то, что прививал советским детям любовь к буржуазному искусству.
Сведения о Лошакове обрываются в 1948 году; конфликт искусства как творчества и искусства как идеологического инструмента положил конец художественной личности.
Не удалось определить, кто есть «П. Е. Соколов». Наиболее подходящая кандидатура – Петр Ефимович Соколов (1882-1964), представитель русского авангарда, но его связь с городом на Неве прослеживается слабо, единственная зацепка, что с 1918 по 1920 год он являлся ассистентом Казимира Малевича, жившего тогда в Петрограде.
Упоминая того или иного человека, Евгения Павловна пишет только фамилию: Яремич, Лошаков, Савинов. Исключения сделаны для Н. Н. Новоуспенского и П. Е. Соколова. Вряд ли это знак особого расположения. Если Кроллау и Лапинь – завсегдатаи в ее квартире, Новоуспенский и Соколов – люди новые, малознакомые, перед фамилией Новоуспенского Евгения Павловна указала не только инициалы, но и должность – заведующий отделом живописи Русского музея, чтобы потом не вспоминать, кто такой.
П. Е. Соколов в тетради Бондаревой упоминается единожды, в связи с записями, позднее вычеркнутыми: «Иванов. Мужской портрет времен Николая 1. Подписной. Масло. Снятый и испорченный». И дальше: «? Женский портрет. Масло. Испорченный». К ним дано пояснение: «Эти 2 портрета П. Е. Соколов принес нам из квартиры Волконских». Поставлена точка и следом с маленькой буквы приписано: «и бюро Анны». Меня заинтересовала приписка.
С 2003 по 2008 год я многократно бывал у Аршанского и с большой долей уверенности могу сказать, что в начале шестидесятых комнаты в квартире распределялись следующим образом: Евгения Павловна занимала угловую, генерал обитал в проходной комнате-кабинете, где, наряду с письменным столом и книжными шкафами, стояла односпальная кровать, пара той, что находилась в комнате Евгении Павловны; молодые, Лидия и Борис и их сын Александр, – в гостиной; домработница, пока оставалась жива, спала на сундуке в кухне, в окружении образов, о них с восторгом вспоминала Татьяна Юрьевна Тропченко. Никакого бюро в квартире не было, но в комнате Евгении Павловны стоял секретер, за которым она работала и, вероятно, взяв у внука тетрадь, составила «Список картин». Могла ли она, делая приписку «и бюро Анны», перепутать названия предметов различных по форме, но предназначенных для одной цели – хранения бумаг и работы с ними? Для знатоков это недопустимо, для остальных – слова «бюро» и «секретер» синонимы. Теперь мне кажется, что, предлагая в 2003 году сделку, Аршанский так и сказал: «Бюро купите?». – «Это же секретер», – возразил я, увидев его.– «А какая разница?»
Довольный покупкой, еще тогда обратил внимание, что секретер и зеркало-псише из гостиной несколько выпадают из общего ансамбля бондаревской мебели. Если кровати, прикроватные тумбочки, книжные и платяные шкафы, туалетный стол, зеркало в прихожей и буфет – предметы фабричного производства, доступные в конце девятнадцатого века людям среднего достатка, то зеркало и секретер – вещи штучные, с изюминкой, выглядели на их фоне породистей. Они скорее подходили к интерьеру аристократического дома, чем к жилищу врача или школьного учителя.
Найти Анну в ветвистом генеалогическом древе князей Волконских казалось нереальным. Была надежда на запись: «Куафер. Портрет внука декабриста Волконского. Масло». Я предположил, что он тоже из квартиры Волконских. Однако художника с парикмахерской фамилией отыскать не удалось. Зато разыскал французскую художницу и графика Дюшен Анну Андреевну. В ее краткой биографии сказано, что родилась она в Санкт-Петербурге в 1891 году, училась в Рисовальной школе Императорского общества поощрения художеств, которой в те годы руководил Николай Рерих. Девичья фамилия Анны Андреевны – Волконская.
Евгения Павловна приехала в Петроград из Орла с намереньем учиться живописи. Не поступив в Академию, она могла обратить внимание на Рисовальную школу, где молодые женщины, возможно, познакомились и подружились, между ними было четыре года разницы. Кстати, в Рисовальной школе в те годы преподавал Александр Иванович Савинов. В 1922 году Анна Андреевна эмигрировала во Францию, где стала художницей, а через какое-то время в квартире Бондаревых появилось два портрета из квартиры Волконских и «бюро Анны». Точные даты Евгения Павловна ставила в редких случаях, когда это касалось реставрации картин, представления их на выставку и стоимости. В остальном обходилась без дат. «Яремич считает…» – пишет она в шестьдесят третьем году. Можно подумать, Яремич высказал свое мнение вчера или накануне, на самом деле Степан Петрович произнес его лет двадцать пять назад, так как скончался в 1939-м. «Савинов сомневается…» – художник умер в блокадном Ленинграде в феврале 1942 года. «Эти 2 портрета П. Е. Соколов принес нам из кварт. Волконских». Когда? Три дня назад или в двадцать втором, когда Анна Волконская покидала большевистскую Россию? Если вернуться к Лошакову,
