Торваль дернулся, взглянул шокированно расширившимися глазами и вдруг пошел рябью. Под моими руками гладкая кожа менялась на шерсть, снова становилась обычной человеческой кожей и еще раз оборачивалась.

Виктора трясло.

— Еще, — застонал он.

— Хорошо вставило, — прокомментировал Дух. — А он к тебе именно оборачиваться приходит? Может, его сам процесс штырит?

Мой подобранный в кинотеатре кот оказался помоечным циником. Иначе откуда такой лексикон?

Я кинула злобный взгляд на Духа. Кот тут же опасливо подобрался.

Удар магией — и Виктор снова «поплыл». Правда, в этот раз буквально на секунду.

— Выдохлась, — честно призналась я. — Первый раз — самый хороший.

Дух опять встрял:

— Не соглашусь! Смотря что в первый раз и с кем.

И тихо захекал, в восторге сам от себя.

Ну погоди, шерстяной юморист, как только Торваль уйдет, я до тебя доберусь. Говорящий кот, которого слышала только я, настолько меня изумил, что я не сразу осознала происходящее с Торвалем.

Несколько секунд Виктор стоял неподвижно, человеческое тело выглядело плотно и стабильно, будто и не было никаких миганий.

— Спасибо, — выдохнул он. — Значит, зверь все-таки со мной, не ушел окончательно. Спасибо!

Он сорвался вихрем, подхватил меня и закружил. Громко смеясь.

Прижал меня, растерянную, к себе и звонко расцеловал в обе щеки.

— Я счастлив, — заявил он. Потом поставил меня на пол и начал быстро одеваться. — До завтра? — Его мысли были чем-то заняты, Торваль напевал под нос, уже погруженный в себя.

— До завтра, — сказала я.

— Приходите еще, обслужим в лучшем виде, — пробормотал Дух, поднял лапу и начал вылизывать свое хозяйство.

Я, чуть не притопывая от нетерпения, дождалась слабого звука захлопнувшейся внешней двери, а затем схватила в охапку ошарашенного кота и кинулась в домашнюю лабораторию к батюшке.

Отъевшийся котяра повис, подметая пол хвостом и задними лапами. Потом вполне по кошачьи заорал. И я уж было подумала, не послышались ли мне все эти разговоры. В таком нервном напряжении у меня скоро еда заговорит человеческим голосом: «Не ешь меня, добрая Фира, я тебе еще пригожусь! Плохой это поступок — еду говорящую кушать, не по-людски».

Может быть, я перенервничала. Галлюцинации у меня от переизбытка магии…

Но тут кот, которого я в очередной раз стукнула утлом на повороте, завопил:

— Рехнулась? Убери от меня руки! А-а-а!

И непрошеный спутник из другого мира начал отчаянно извиваться.

— Молчать! — рявкнула я, втащив кота в лабораторию, и, встряхнув, как мешок, водрузила взъерошенного сопротивленца на стол. Изумленный батюшка, вооруженный своей артефактной рукой, со сложным механизмом на голове, включающим лампы и лупы, проводил взглядом падающие со стола предметы и воззрился на кота.

— Что случилось? — осторожно спросил он.

— Полюбуйся на него! — ткнула я пальцем в кота. Мистер Бизо на всякий случай опустил к глазам лупу на поворотном механизме, а Дух гордо надулся.

Я топнула ногой.

— Да не в этом смысле, не нужно на этого толстобрюхого любоваться.

— Поклеп, — обиделся кот, — у меня на животе одни мышцы, завистница.

— Ты уж определись, — заметил батюшка, — смотреть мне или нет?

— Слушать надо! Он — говорящий! — обличительно сказала я.

Кот и батюшка сначала настороженно посмотрели на меня. Затем изучающе — друг на друга, и не нашли ничего интересного. Опять — на меня.

— И что он говорит? Рассказывает древние легенды? Рассуждает о проблемах мироздания? Стихи зачитывает?

Дух приосанился. Я возмутилась.

— Стихи?! Да он грубый, бесстыжий нахал!

Оба потрясенно воззрились на меня.

— Приставал? — неуверенно предположил батюшка.

Кот отрицательно замотал головой, возмущенно тараща глаза.

— Вот это поклеп так поклеп, — заявил он, — протестую! К людям не пристаю — это извращение. Я с тобой просто сплю! И то — по привычке и из жалости, ты ж рыдала первые ночи, хоть шкуру выжимай. Еще и жениться мне предложи, дылда безволосая, я вообще из дома уйду, так и знай.

И что-то забухтел про кузена Пусика, который домогался сначала игрушек и подушек, потом хозяйских ног, а потом плохо завершил свое сексуальное приключение в ближайшей клинике, и теперь ему нечего вылизывать. Сам он, Дух, такого не допустит, чтобы я даже не мечтала.

Я уперлась кулаками в бока и сердито ответила:

— Куда ему приставать, это же кот. Он просто разговаривает, а я его слышу. Сейчас меня лысой дылдой назвал.

Кот подскочил, как пружина, на всех четырех лапах и восторженно мяукнул:

— Небеса услышали меня! У Фирки-то уши заработали. Наконец-то я смогу нормально командовать! В смысле четко говорить, что мне надо.

Батюшка осторожно взял прыгающего от счастья Духа за ухо и посмотрел на его морду через линзу.

— Магии в нем много, присмотрись, девочка. Ты слишком перекормила энергией свой флуктуратор. Говорят, в древности были магини-ведьмы, чьи флуктураторы могли разговаривать. Некоторые — только с хозяйками, некоторые — со всеми. Но характером девицы отличались прескверным, отдавая магию, сами ходили пустыми и озлобленными. До сих пор злых девушек ведьмами называют.

— А почему я, когда отдаю магию, наоборот, успокаиваюсь?

— В тебе ее избыток, то, на что когда-то уходили десятилетия, ты сделала за недели. Смотри, какого красавца создала, без тебя бы он так и ходил облезлым, еле лапы волочил.

Батюшка хитро подмигнул мне и почесал кота за ухом.

Дух набычился и, хотя и принимал ласки, жмурясь, при этом ухитрялся ворчать:

— Прям не справился бы без нее, как же. Это она без меня тут совсем бы разнюнилась. А сейчас — гляди — мордаха розовая, лоснится.

Значит, я и коту ухитрялась магию скидывать, в итоге получила проблему, не думала не гадала. Я посмотрела на кота оценивающе. Для меня, как для прагматика, иметь ресурс и не использовать его в полной мере было нерачительно. Странный, конечно, ресурс, но тем и занимательный.

— Значит, если я его магией наполнять перестану, он замолчит и опять в доходягу превратится? — переспросила я у мистера