Коридор с окнами соединял мотель с холлом, где располагались стойка регистрации и ресторан. Когда старшая официантка в ресторане взяла два меню и уже собиралась проводить Тиллменов за столик, Джоли ухватила мать за руку с такой силой, что та чуть не вскрикнула. Испуганная Ребекка посмотрела на дочь, которая взглядом и кивком указала на человека лет двадцати с небольшим: он стоял футах в шести от них и доставал деньги из бумажника, чтобы расплатиться за еду, взятую навынос.
Шагая к столику, Ребекка спросила:
– Это еще что такое? У меня синяк останется.
– Я его видела раньше, – сказала Джоли.
– Он знаменитость или еще кто?
– Я видела его сегодня утром в банке, перед тем как мы уехали.
Ребекка оглянулась. Человек расплатился, взял еду и вышел из ресторана.
– Я его не знаю.
Ребекка и Джоли расположились в полукабинете друг против друга, и старшая официантка сказала:
– Сейчас вас обслужат.
Когда они остались одни, Джоли продолжила:
– Он смотрел на меня сегодня утром, в банке.
– Детка, мальчишки всегда на тебя пялятся. Ты у нас, конечно, раскрасавица, но он не стал бы ехать девять часов, чтобы посмотреть на тебя еще раз.
Семнадцатилетняя Джоли, которая всегда выглядела старше своих лет, выходила из себя, если к ней относились как к ребенку. Она наклонила голову, прищурилась, нахмурила лоб:
– Мама, прекрати говорить со мной свысока.
– Извини, дорогая. Я не хотела.
– Ты напустила столько туману с этой странной поездкой в дурацкой машине, но я сдерживалась и ничего не спрашивала. А мне страшно интересно, связано ли это с Корой, отелем «Веблен» и всем этим дерьмом.
– Не говори так, дорогая.
– Извини. Со всей этой фигней. Если хочешь знать, в этих обстоятельствах я была не самой плохой попутчицей.
– Мне было радостно ехать вместе с тобой.
Джоли недоверчиво посмотрела на мать:
– Улавливаю иронию, но прощаю тебя за недостатком улик.
– Спасибо, дорогая.
– Понимаешь, я видела его в банке. Он заполнял приходный ордер или делал вид, что заполняет.
Они заехали в банк снять со счета четыре тысячи долларов. Лютер не хотел, чтобы они расплачивались банковской карточкой во время этой «небольшой разминки», как он выразился.
– Может быть, он видел тебя с этой кучей денег, – предположила Джоли.
Ребекка из предосторожности не стала брать деньги из окна кассира. Помощник менеджера провел ее к своему столу, где никто из клиентов не мог ничего услышать.
– Джоли, деньги мне вручили в простом конверте. Никто не мог их видеть. – На одной из заправок Ребекка разделила пачку денег, положив их в сумочку, в карманы жакета и в поясную сумку. – И потом, ты сказала, что он смотрел на тебя, а тебя тогда не было рядом со мной. Все это время ты стояла у стенда с брошюрами и изучала пенсионные тарифы. Надеюсь, ты не собираешься на пенсию сразу после школы.
– Может, я создам мегауспешное приложение и в двадцать один год стану богатой, как Крез. Буду жить в роскоши, делать что хочу.
Просматривая меню, Ребекка сказала:
– Всю жизнь слышу это имя, но до сих пор не знаю, кто такой Крез.
– Царь Лидии с пятьсот шестидесятого по пятьсот сорок шестой годы до нашей эры. Омерзительно богатый.
– А была такая страна – Лидия?
– Царство на западе Малой Азии.
– Нас этому в школе не учили.
– Сейчас этому тоже не учат, ма. И вообще ничему полезному не учат. Ни древней истории, ни настоящей, подлинной истории. Все, что мне нужно знать, я отыскиваю сама, с четвертого класса.
Подошла официантка, приняла заказ на напитки и порекомендовала палтус. Когда она удалилась, Джоли сказала:
– А этому типу и не нужно было видеть, что́ у тебя в конверте. Он мог знать и так.
Ребекка вздохнула:
– А вдруг человек из банка и человек, бравший здесь еду, просто похожи?
– Мама, пожалуйста, не изводи меня своими вздохами. Разве я вопящая истеричка с фееричным фонтаном фантазии?
– Хорошая аллитерация. Нет, ты не истеричка. Но…
– Парень в банке выглядел точно так же, как этот. И потом, у обоих была татуировка на левом запястье.
Ребекка положила меню.
– Какая татуировка?
– Страшная змея, поедающая собственный хвост.
– Почему ты сразу не сказала про татуировку?
– Я хотела понять, могу ли я рассчитывать на доверие до предъявления неопровержимых доказательств. Я не лгу, ма.
– Я знаю, детка. Ты никогда не лгала.
– Человек, ведущий наблюдение из машины, должен брать еду навынос. Два больших пакета означают, что у него есть напарник.
– Пожалуй, ты станешь копом, как твой отец.
– Ни в коем разе. Сейчас эпоха новых якобинцев, жуткого насилия. Неподходящие времена для службы в правоохранительных органах.
– Якобинцы. Это было во время Французской революции.
– Так держать, ма. И что нам теперь делать?
«И в самом деле, что делать?» – подумала Ребекка.
– Папа будет звонить мне в девять часов. Он скажет, что делать. А пока мы можем поесть.
– Супер. Я видела их чизбургер. Просто пальчики оближешь. А в меню написано, что они сделают картофель фри особенно хрустящим, если попросить. Мы на пороге гибели, так давай хоть обожремся. Вперед!
– Не надо шуток о смерти, Джоли.
Глядя на мать широко раскрытыми глазами, Джоли с напускным удивлением сказала:
– Но, мама, ведь нет ничего даже наполовину настолько же важного, о чем можно пошутить.
10
Потолок с серыми звукопоглощающими плитками на высоте всего в восемь футов, бетонные стены, бетонный пол, отсутствие окон наводят Бута Хендриксона на мысли о склепах, скелетах в гробу и катакомбах, несмотря на флуоресцирующее освещение и стоящие в ряд компьютеры. Он ждет, когда специалисты службы безопасности отеля из текущей смены выполнят порученную им новую задачу. Он сильно нервничает, но твердо намерен сохранять внешнее спокойствие.
Стейша О’Делл, не знающая, что она скорректирована, – как не знает никто из них, – обнаруживает, что Хендриксон не поел, отправившись в путь. Она заказывает из ресторана его любимый чай и набор маленьких сэндвичей. Подкрепления прибывают вовремя, и Хендриксон тайком принимает сверхэффективный понизитель кислотности, прежде чем сесть за сервисный столик на колесиках, чтобы выпить и поесть с беззаботным видом.
Он надзирал за процессом преобразования жителей Доменной Печи и гордится тем, как план был воплощен в жизнь. Он расстроен тем, что Лютер Тиллмен приехал сюда, и не может понять, зачем шерифу это понадобилось. Провинциал, деревенщина, дикарь, Тиллмен закончил третьесортный колледж и, наверное, считает, что Лига плюща[39] – нечто вроде женского садоводческого клуба. Его не пустят в приличные вашингтонские рестораны, даже если это будет вопросом жизни и смерти: невежа, мужлан, чей гардероб сто́ит, вероятно, меньше одного костюма Хендриксона, и вряд ли он станет современным Шерлоком Холмсом.
Стейша О’Делл, которой велено не интересоваться действиями Хендриксона, не задает вопросов об устроителе мероприятий из Атланты, Мартине Мозесе, к которому сам Хендриксон проявляет немалый интерес. Но
