— Я слышал, что ты здесь, господин, и надеялся тебя встретить. — Он поколебался и, нахмурившись, добавил: — И я слышал про твою дочь, господин. Сожалею.
— Злая судьба. — сказал я и смолк — в дверь шагнул Этельхельм-младший в сопровождении свиты из двенадцати человек. Похоже, он был поражен, увидев меня, и резко свернул, чтобы не проходить рядом. На Этельхельме был красный плащ, как на всех его людях, только с шикарным меховым воротом и золотой застежкой. Он прошел к переднему ряду, и гости, занявшие скамью, поспешно сдвинулись, уступая место.
— Ты знаешь Гримбальда? — спросил я Брунульфа.
— Я знаю троих с таким именем. — сказал он.
— Сторонника Этельхельма. — добавил я.
Он обернулся и посмотрел в зал.
— Вон там. — он кивнул на занятую Этельхельмом скамью. — Вон тот, в шапке из лисьего меха.
Я взглянул.
— С расплющенным носом?
— Это он. — сказал Брунульф. — Ты слышал, что его люди прошлой ночью ввязались в пьяную драку? Пятеро убитых.
— А с кем они дрались?
Брунульф глядел на меня подозрительно, но с едва заметной улыбкой.
— Хочешь сказать, тебе это неизвестно, господин?
— Мне? — удивился я. — Про их драку? С чего ты взял, что я мог участвовать в уличной пьяной драке? Я олдермен Нортумбрии, человек почтенный.
— Разумеется, господин.
Я оставил его у двери и стал пробираться к помосту через толпу, Этельхельм при моем приближении отвернулся, делая вид, что поглощен беседой с сурового вида священником, сидевшим с ним рядом, Гримбальд, расположившийся через несколько шагов от них, привстал, но понял, что от меня ему не сбежать, и снова сел, Я остановился прямо перед ним и молча посмотрел на него. Он уставился на пряжку моего ремня, украшенную бронзовой волчьей головой. Все вокруг притихли, Гримбальд дрожал, я улыбнулся, склонился над ним и прошептал на ухо:
— Ты покойник.
Он не пошевелился, Я повернулся к Этельхельму и улыбнулся ему.
— Когда-нибудь. — сказал я. — тебе обязательно нужно посетить Беббанбург, встретиться со своим племянником. Он славный малыш. Ты знаешь, с каким нетерпением я жду нашей встречи.
Этельхельм не мог меня игнорировать. Он встал. Тридцатилетний мужчина с приятной внешностью, узколицый, с надменным взглядом. Видимо, слуга брил его этим утром — на подбородке осталось два маленьких пореза от бритвы. Золото и на шее, и на красном плаще, и на пальцах. Он шагнул ко мне с явным намерением затеять ссору, но тут рог возвестил о прибытии короля Эдуарда, и все в большом зале поднялись на ноги, сорвали шапки и склонили головы перед помостом. Рев рога заставил Этельхельма отвернуться от меня и поклониться, хотя его поклон был скорее небрежным кивком, Я не кланялся и не кивал, а вернулся к Сигтрюгру.
— Я только что заставил кое-кого обмочиться. — сообщил я ему.
Сигтрюгр проигнорировал мое хвастовство.
— И это король? — усмехнулся он, всматриваясь в помост.
Я тоже всмотрелся — и был поражен, Я видел Эдуарда вчера вечером, но он сидел, навалившись на стол, тело укутывал плащ, лицо полускрыто. Теперь, при солнечном свете, льющемся через высокие окна, выходящие на восток, я разглядел его получше. Он растолстел и хромал, темные волосы под инкрустированной изумрудами короной поредели и стали седыми, Борода тоже поседела, а лицо, когда-то красивое, покрылось пятнами и морщинами. Он проживет недолго, подумал я, а когда умрет, начнется петушиный бой за корону.
Я думал, что пять кресел предназначены для Эдуарда, его жены Эдгивы и старшего сына Этельвирда, а одно из оставшихся предложат Сигтрюгру, но я ошибался, Королева Эдгива и принц Этельвирд в самом деле уселись по обе стороны от короля, но два других кресла заняли архиепископы, последовавшие на помост за королевской семьей, оба в богатых одеяниях, Я не был знаком с Ательмом, новым архиепископом Контварабурга, западным саксом с худым аскетичным лицом и такой длинной бородой, что она скрывала нагрудный крест. Прежде чем усесться, он окинул зал суровым взглядом, а Хротверд из Эофервика улыбнулся собравшимся, подождал, пока Эдгива займет свое место, и только тогда сел сам.
— Они привели своих колдунов. — пробормотал Сигтрюгр.
— Как всегда.
Я осматривал зал в поисках Этельстана, но, к моему удивлению, его не было видно. Видимо, решил, что отец не захочет его здесь видеть, и держался подальше, Я наклонился к Сигтрюгру.
— Гримбальд прямо перед помостом. — шепотом сказал я. — справа от очага, у него расплющенный нос и шапка из лисьего меха.
Сигтрюгр молча кивнул.
Заседание на витане началось, как обычно, с молитвы, а за ней последовала проповедь. Пока Ательм читал проповедь, я предпочел бродить по двору вместо того, чтобы выслушивать его нудную речь, Сигтрюгр, Сварт и Финан присоединились ко мне. Мы уселись на край каменной поилки для лошадей, я остановил пробегавшего мимо слугу и потребовал эля, Сигтрюгр был встревожен и время от времени принимался мерить шагами двор, поглядывая на королевских стражников, расставленных во всех углах. Мы ждали, наверное, уже не меньше часа, когда выбежал взволнованный распорядитель и поклонился Сигтрюгру.
— Требуется твое присутствие, король.
Сигтрюгр нахлобучил корону на непослушные светлые волосы.
— Идем? — спросил он.
— Домой? — предположил Сварт.
— В зал. — мрачно сказал Сигтрюгр и отправился испытывать судьбу. Мы последовали за ним, но остановились в дальней части зала, а Сигтрюгр в сопровождении двух стражников миновал скамьи, обошел очаг и занял место перед помостом. Вот теперь, подумал я, мы узнаем, какого унижения потребуют от него саксы.
Хротверду, архиепископу Эофервика, поручили изложить Сигтрюгру условия, и это, по крайней мере, выглядело проявлением некоторой тактичности со стороны Эдуарда, Хротверд хорошо знал Сигтрюгра, они оба уважали и ценили друг друга, Сигтрюгр правил городом, который был больше христианским, чем языческим, и всегда следовал советам Хротверда в том, как справиться с противоречиями, а архиепископ строго требовал от своего духовенства не внушать в проповедях ненависть к нортумбрийским собратьям.
— Приятно видеть тебя здесь, мой король. — сказал Хротверд, Он говорил на языке датчан и норвежцев, что меня удивило.
Монах, один из сидевших за столом у края помоста и что-то записывавших — видимо, обсуждения на витане — переводил его слова залу.
— Громче! — выкрикнул человек со скамьи, монах повторил перевод, и тогда почти сразу же поднялся Этельхельм.
— У меня возражение, мой король. — громко произнес Этельхельм.
Хротверд, собравшийся зачитать пергамент, остановился, Эдуард, похоже, недовольный заминкой, хмуро взглянул на своего самого богатого олдермена.
— Ты желаешь говорить? — спросил он.
— Желаю, мой король. — сказал Этельхельм.
Эдуард помедлил и кивнул.
— Мы выслушаем тебя, господин.
Этельхельм повернулся к залу.
— Мой король. — вкрадчиво заговорил он. — не могу поверить, что на это собрание приглашен Утред Беббанбургский. — Он снова
