— Именно моего? — спросил я.

— Да, господин, И немедленно, господин. Если тебе будет угодно.

— А как мы узнаем, что ты в самом деле посланец от короля? — спросил Финан.

Ответом ему стало выражение полного недоумения на лице отца Лукаса.

— Уверяю, так и есть. — заикаясь проговорил священник.

— А олдермен Этельхельм знает, что меня вызвал король? — спросил я.

Отца Лукаса вопрос явно смутил, но все же он ответил.

— Он находился в том зале, господин. — сказал он. — но мне неизвестно, знает ли он, господин.

— Он знает. — Сигтрюгр достаточно понимал язык саксов, чтобы понять, о чем речь. — Король ужинал? — спросил он священника.

— Да, мой король.

— Если король кого-нибудь вызывает, слух об этом немедля разносится по всему дворцу. — Сигтрюгру это было известно по собственному опыту. — Так что Этельхельм знает.

— Король желает, чтобы ты прибыл немедленно. — испуганно повторил отец Лукас.

— Финан, Берг. — позвал я. — вы идете со мной.

— Мы тоже идем. — нетерпеливо добавил Сигтрюгр, Возможность драки всегда его возбуждала. Пусть он и король Нортумбрии, но в глубине души так и остался норвежским разбойником.

— Но держись позади нас. — сказал я. — далеко позади.

Он уже собрался поспорить, но понял, о чем я, и ухмыльнулся.

— Ты даже не поймешь, что мы рядом.

Я надел шлем, а сверху плащ с капюшоном, который его скрыл. Мы уже были в кольчугах. На этом я настоял — после расставания с Этельхельмом.

— Мы готовы. — сказал я отцу Лукасу, и вслед за священником мы втроем вышли под проливной дождь. Сноп света фонаря из распахнутой двери таверны явил поток воды, бегущий посередине улицы, потом дверь закрылась, и мы пошли вверх по холму. Путь нам освещали пробивающиеся сквозь щели ставен слабые огоньки очагов или свечей.

— Тебе известно, чего хочет король? — крикнул я отцу Лукасу, Мне пришлось кричать — так шумели дождь и ветер.

— Он этого не сказал, господин.

«Бычок» притулился у внешней стены бурга, которая черной тенью нависала справа. Внезапно в темноте шевельнулась тень, и меч Берга уже наполовину выскользнул из ножен, когда послышался голос:

— Подай, господин, подай на пропитание.

Нищий.

— Я думал, всех нищих вышвырнули из бурга. — заметил я священнику.

— Они пробираются назад, господин. Они как крысы.

Мы повернули налево на улицу кузнецов, где ярко горели костры. Дверь церквушки была открыта, на улицу лился тусклый свет. Возле алтаря на коленях стоял священник, белая накидка наполовину прикрывала черную рясу. Впереди, сразу за большой таверной «Дикая утка», переулок сворачивал вправо, начинался подъем по поросшему травой склону — остатку старого форта, а за гребнем был арочный проход во внутренний двор замка, Этельфлед любила этот дворец, но мне он никогда особо не нравился, а когда мы прошли под освещенную светом факелов арку, стал нравиться еще меньше.

— Оружие, господин. — пробормотал мне отец Лукас.

Стражники вышли из укрытия и ждали, пока мы отдадим мечи. Во дворце только воинам короля позволено носить оружие, и потому я покорно отстегнул сначала Осиное Жало, а потом Вздох Змея, Я чувствовал себя голым, но командир стражников, пожилой воин со шрамом на лице и без двух пальцев на левой руке, постарался меня успокоить.

— Я был с тобой у Эдс-Байрига, господин. Обещаю, твои мечи в безопасности.

Я попытался припомнить его имя, но не сумел. Стражник пришел мне на помощь раньше, чем я спросил.

— Харальд, господин, Я был с Меревалом.

Я улыбнулся, Меревал был неплохим воином — мерсиец, не раз сражавшийся рядом со мной.

— Как поживает Меревал?

— Неплохо, господин, неплохо. Сейчас командует гарнизоном Глевекестра.

— Это у Эдс-Байрига ты лишился пальцев? — спросил я.

— От руки женщины с серпом, господин. — ухмыльнулся Харальд. — Что поделаешь, не каждый же раз побеждать.

Я дал ему шиллинг, которого он ожидал, последовал за отцом Лукасом через внутренний двор, в огромную дверь, и оказался в ярко освещенном королевском зале. На столах, поставленных в два ряда, горели свечи, а еще больше — на тяжелых железных подвесах, свисающих с потолочных балок, В очаге посреди зала жарко пылал огонь, а другой, поменьше, но столь же яркий, горел в жаровне на высоком помосте, освещенном десятком свечей толщиной с руку. На скамьях разместились не меньше ста пятидесяти человек, столы были завалены остатками пиршества.

Там лежали кости гусей и уток, обкромсанные свиные головы, хлеб, рыбьи скелеты, устричные раковины, стояли кувшины с элем и фляги с вином — празднество, кисло подумал я, на которое не позвали ни меня, ни Сигтрюгра, У помоста играл арфист, но музыка тонула в разговорах и смехе, стихнувших, едва гости увидели нас. Даже арфист на несколько мгновений прекратил играть. Наверняка выглядели мы мрачно — три воина в кольчугах и шлемах. — и королевская стража, выстроившаяся вдоль стен, начала было подступать к нам, пока один не узнал меня и не поднял руку, удерживая товарищей.

— Финан, Берг. — сказал я своим. — найдите кого-нибудь из знакомых и возьмите поесть, И не встревайте в споры.

Единственная женщина в зале сидела на помосте за длинным столом, где разместились всего трое. Посередине — король Эдуард, слева — его сын Этельвирд, а по правую руку — королева, Я видел ее несколькими годами ранее, в королевском лагере У Хунтандуна, был сражен красотой ее темных глаз, но думал, что она для Эдуарда — просто очередная красивая шлюха. Возможно, ею она и была, но кроме того, она высокородная шлюха, дочь Сигехельма, олдермена Кента, Должно быть, превосходная шлюха, поскольку заменила Эльфлед, сестру Этельхельма-младшего. Брошенную жену отослали в монастырь в Уэссексе, Итак, высокородная шлюха стала королевой Эдгивой Мерсийской, но не Уэссекской — по какой-то причине это королевство до сих пор отказывалось наделять жену короля титулом королевы.

Эдгива была, несомненно, красивее, чем брошенная Эльфлед, Кожа безупречно юная и цветущая, высокий белый лоб, огромные глаза. Черные, как вороново крыло, волосы украшены золотым обручем с большим изумрудом. Ее платье, темное, как и волосы, было богато расшито разноцветными птицами и гирляндами из плюща. Плечи укутаны шалью из редкого и дорогого шелка. Она наблюдала, как я всхожу по ступеням.

— Добро пожаловать, лорд Утред. — произнесла она.

Я снял шлем и поклонился ей.

— Меня вызвал король, госпожа. — объяснил я свое присутствие. Мне следовало поклониться и королю и дождаться, когда он заговорит со мной, но Эдуард уткнулся лицом в стол, вероятно, спал, а скорее всего, напился. — Может быть, мне следует вернуться утром, госпожа?

Эдгива бросила на мужа презрительный взгляд.

— Может, вместо этого ты поговоришь со мной, лорд Утред? — Она кивнула, подзывая меня.

— С удовольствием, госпожа.

Никакой радости я не испытывал. Болтать с королевой, пока король пьян — опасное дело, а на глазах у всего сборища олдерменов Уэссекса, Мерсии и Восточной Англии — еще опаснее. Они в самом деле наблюдали за нами, Принц Этельвирд, который меня ненавидел, выглядел и