Брови у него так и лезут вверх, хотя выше уже некуда.

– Ты серьезно предлагаешь мне так поступить?

Вздыхаю, понимая необходимость убеждать его в том, что это сработает. Я знаю, что мне поможет, и выкладываю свой аргумент:

– Это Никасия прошла по тайному ходу и стреляла в девушку, которую ты целовал.

– Хочешь сказать, она пыталась убить меня? – спрашивает Кардан. – Скажи честно, Джуд, сколько еще секретов ты хранишь?

Я снова думаю о его матери и прикусываю язык. Слишком много.

– Она стреляла в девушку, не в тебя. Увидела тебя в постели с кем-то и выстрелила дважды. К несчастью для тебя и к счастью всех остальных, стрелок из нее никакой. Теперь веришь, что она тебя хочет?

– Я не знаю, чему верить, – отвечает он, явно сердясь, может, на нее, может, на меня, а может, на нас обеих.

– Она рассчитывала своим появлением в твоей спальне поразить тебя. Дай ей то, чего она хочет, и забери информацию, которая поможет нам избежать войны.

Он направляется ко мне и останавливается так близко, что я чувствую, как от его дыхания шевелятся мои волосы.

– Ты мною командуешь?

– Нет. – Я изумлена и не смею смотреть ему в глаза. – Конечно же нет.

Его пальцы касаются моего подбородка и поднимают голову, так что я смотрю вверх, в его черные глаза, и вижу, что они пылают гневом, как угли.

– Ты только думаешь, что я должен. Что я могу. Что я в этом хорош. Ну что же, Джуд. Расскажи мне, как это делается. Значит, ты считаешь, что ей понравится, если я подойду к ней вот так, если загляну ей в глаза?

Все мое тело трепещет, оно охвачено каким-то болезненным желанием, и я смущена его глубиной.

Он это знает. Я знаю, что он знает.

– Наверное, – отвечаю я, и мой голос слегка дрожит. – Ты же обычно так делаешь.

– Ну, давай же, – говорит он, а в его голосе слышится едва сдерживаемая ярость. – Если решила сыграть сводню, то по крайней мере не оставь меня без твоих советов.

Он проводит окольцованными пальцами по моему лицу, очерчивает губы и скользит вниз по горлу. Я ошеломлена, у меня голова идет кругом.

– Я должен трогать ее так? – спрашивает он, опуская ресницы. На его скуластое лицо ложатся тени, и оно смотрится как застывший рельеф.

– Не знаю, – отвечаю я, но голос меня выдает. Он звучит неправильно, высоко и прерывисто.

Потом он касается губами кожи возле моего уха и целует. Руки его скользят по моим плечам, вызывая дрожь.

– А потом вот так? Вот так я должен соблазнять ее? – Я чувствую, как его губы произносят эти слова, не отрываясь от моей кожи. – Думаешь, это сработает?

Чтобы удержаться и не прильнуть к нему, я вонзаю ногти себе в ладони. Все мое тело дрожит от напряжения.

– Да.

Рот его прижимается к моему, и мои губы раскрываются. В ужасе от того, что вот-вот случится, я закрываю глаза. Пальцы погружаются в его черные кудри. Он целует не так, словно злится. Поцелуй его нежен и страстен.

Все вокруг замедляется, плавится и растекается. И мысли тоже.

Я этого хотела и боялась, и теперь это происходит. Не знаю, как я могла хотеть чего-то иного.

Качнувшись назад, мы оказываемся возле дивана. Он опускает меня на подушки, и я тяну его вниз, на себя. В его лице, как в зеркале, отражается то, что я чувствую, – изумление и легкий испуг.

– Скажи снова, что говорила мне на празднике, – просит он, прижимаясь к моему телу и плавно двигаясь.

– Что? – Я почти ничего не понимаю.

– Что ненавидишь меня, – говорит он хриплым голосом. – Скажи, что ненавидишь меня.

– Я тебя ненавижу, – легко говорю я. Повторяю опять, снова и снова. Как молитву. Как заклинание. Как заговор против того, что на самом деле чувствую. – Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу.

Он целует меня крепче.

– Я тебя ненавижу, – выдыхаю ему в рот. – Ненавижу так сильно, что больше ни о чем и думать не могу.

Резкий, глухой стон вырывается из его горла.

Его рука скользит по моему животу, отслеживая изгибы тела. Он снова целует меня, и это как падение с утеса. Как лавина, набирающая ход с каждой секундой и сметающая все на своем пути.

Никогда еще я не чувствовала ничего подобного.

Кардан начинает расстегивать на мне камзол, и я стараюсь не остолбенеть, не выдать своей неопытности. Мне не хочется, чтобы он останавливался.

Это похоже на наваждение. Острое удовольствие, как от бегства из дома, и возбуждение, как после удачной кражи. Напоминает то чувство, которое я испытала перед тем, как пронзить себе кинжалом ладонь, – изумление перед своей способностью к самопожертвованию.

Он привстает, чтобы сбросить жилет, а я стараюсь избавиться от своего. Он смотрит на меня и моргает, как в тумане.

– Это совершенно безумная мысль, – говорит он с изумлением в голосе.

– Да, – соглашаюсь я, пытаясь скинуть сапоги.

На мне рейтузы, и я раздумываю над тем, как бы мне поэлегантнее их снять. Само собой, ничего не приходит в голову. Запутавшись в материи и чувствуя себя дурой, осознаю, что сейчас еще не поздно остановиться. Могу схватить свои вещи и уйти. Но не делаю этого.

Одним ловким движением Кардан стаскивает через голову рубашку, обнажая тело, покрытое шрамами. У меня дрожат руки. Он хватает их и покрывает пальцы благоговейными поцелуями.

– Я хотел сказать тебе так много лжи, – говорит он.

Вздрагиваю, сердце колотится, а его ладони скользят по моей коже, и одна опускается между бедер. Повторяя его движения, начинаю возиться с пуговицами на его бриджах. Он помогает мне снять их; хвост сначала обвивается вокруг его ноги, потом касается моей и охватывает ее кольцом, мягкий, как шепот. Протягиваю руку и глажу его плоский живот. Не позволяю себе колебаться, но моя неопытность очевидна. Я скольжу мозолистыми ладонями по его горячей коже. А у него искушенные пальцы.

Чувствую, что тону в собственных ощущениях.

Широко распахнутыми глазами он наблюдает за моим разгоряченным лицом, отмечает прерывистое дыхание. Стараюсь сдержаться и не издать удивленного возгласа. Этот взгляд даже интимнее, чем прикосновения рук. Ненавижу его за то, что он знает, что делает, а я – нет. Ненавижу свою беспомощность. Ненавижу себя за то, что закидываю голову, подставляя горло, прижимаюсь к нему, впиваюсь ногтями ему в спину. Сознание расщепляется, и в голове остается одна, последняя, мысль: он мне нравится больше, чем кто-либо еще, и из всех вещей, что он когда-либо делал со мной, заставить полюбить его – самая ужасная.

Глава 16

Одно из труднейших умений для шпиона, стратега и даже самого обычного человека – это умение ждать. Вспоминаю уроки Призрака, когда он заставлял меня часами сидеть с арбалетом в руках, ни о чем