– Я… – Валя запнулась на полуслове. Вдруг пришло осознание, что она не сможет сопротивляться. Она «сломанная», послушная девочка.

Никогда, слышишь, не надо идти наперекор судьбе! Так её мама учила. А еще: не усугубляй, не жалуйся, не проявляй инициативу. Всё за тебя решат и сделают.

– Я ногу сломала, говорю же… – затараторила Валя, превращаясь в ту самую запуганную покорную девушку, которую когда-то старая Виолетта познакомила с дядей Сеней. – Все равно работать не смогу. Больно, понимаешь? Смотри, гипс, костыль. Надо отдохнуть…

Дядя Сеня покосился за её плечо. Кивнул:

– С ним, что ли?

Валя обернулась. Пацан стоял около лифта, зажав чемодан между ног, и настороженно разглядывал дядю Сеню.

– Молодой слишком для тебя, не находишь? Или подработку на дом берешь? Это, моя дорогая, полная херня. За моей спиной зарабатывать. Нехорошо. Ну-ка, пойдем поговорим.

Дядя Сеня вцепился костлявыми пальцами ей в плечо, крепко сжал до боли и протащил в коридор. Валя вскрикнула и неожиданно для себя ударила его связкой ключей по лицу. Металл содрал кожу со скулы, дядя Сеня озлобленно, по-бабски, вскрикнул и в ответ ударил Валю наотмашь, раскрытой пятерней.

Голова Вали дернулась, в шее хрустнуло. Дядя Сеня ударил еще раз, вышиб ногой костыль. Больная нога подвернулась. Боль вспыхнула, будто головка спички. Валя упала, хватаясь руками за воздух, приземлилась на холодный пол, а дядя Сеня уже навалился сверху и бил ладонями по лицу звонко, хлёстко, приговаривая:

– Ты. У. Меня. Научишься. Родину. Любить.

Он не кричал, а даже как-то шептал, будто происходящее доставляло ему небывалое удовольствие.

Валя пыталась защититься, но оскалившийся фиксами дядя Сеня ударил несколько раз по голове.

– Ты у меня вся в гипсе будешь. Жрать через трубочку. Ходить в «утку».

– Не надо, – шепнула она, не сопротивляясь. – Пожалуйста. Дядсень… всё, что скажете…

Заложило нос, в горло хлынула кровь. Окутала чернота, в которой зашевелились те самые образы – гнусные, скользкие, неприятные… Они её давно поджидали. Сейчас бы потерять сознание и больше никогда не возвращаться. Только, пожалуйста, быстро! Быстрее! Да!

– Что за?..

Дядю Сеню будто рывком сдернули с Вали.

Валя поднялась на локтях, мотнула головой, стряхивая слезы. Увидела пацана, стоящего в дверях. У ног его лежал раскрытый чемодан.

А внутри чемодана клубится чернота. Как в страшном повторяющемся сне. Только это была реальная чернота, осязаемая.

Из неё вытягивались чьи-то руки с растопыренными пальцами, формировались лица – туманные полузабытые образы из прошлого, из чужих воспоминаний.

Руки из чемодана держали дядю Сеню за запястья, обвивали стопы и зажимали рот. Чернота забралась ему под футболку, медленно заползала в ноздри и под веки. Дядя Сеня дергался и мычал. У него на лбу вздулись пульсирующие вены.

Валя хотела закричать, но не успела: руки из клубящейся черноты стремительно затащили дядю Сеню внутрь чемодана. Его худое тело сложилось несколько раз со звонким хрустом. Глаза лопнули. Брызнула кровь. Зубы рассыпались по полу. Череп смялся, как пластиковая бутылка. Длинные растопыренные пальцы с золотыми печатками на двух указательных исчезли последними. Чернота аккуратно втянулась внутрь – и крик забился у Вали в горле, будто горький сигаретный дым, ставший внезапно плотным.

Стало тихо. Валя смотрела на зубы, рассыпавшиеся по полу будто бисер. В голове всё еще гудело от боли.

Она перевела взгляд на раскрытый чемодан, потом на пацана. Его лицо было в каплях крови, но пацан улыбался.

– Мы же говорили, что до победного конца, да? – спросил пацан, звонко закрывая молнию на чемодане. Клубы дыма как будто втянулись внутрь, похожие на щупальца осьминогов.

Валя тяжело и медленно поднялась. Подошла ближе, опираясь о стену рукой. Под подошвой хрустнул зуб дяди Сени. Валя захлопнула входную дверь за спиной пацана, тихо осела на обувную полку.

– Он умер, да? – спросила она.

– Спас тебе жизнь во второй раз.

– Это не важно. Был человек, а потом какая-то неведомая хрень его раздавила и втянула внутрь. Что это за чемодан?

– Я же говорил, что там разная чепуха из моей прошлой жизни. Старые воспоминания. Я избавился от них, спрятал. Теперь вот и твои воспоминания там же.

Валя покачала головой, пытаясь собраться с мыслями. Разбитая нога болела.

– Ты уже убивал раньше таким образом?

Парень неопределенно шевельнул плечом.

– Надеюсь, только плохих людей?

– Не бывает плохих людей, мы же не в фильме с Робертом Дауни-младшим. Бывают люди, которые переступают черту. Тогда они перестают быть людьми и превращаются в тени. – Пацан похлопал по чемодану. – Вот такие тени я прячу сюда. Это не убийство, если разобраться.

– И всё же… Господи, во что я ввязалась?

– Показать?

Он протянул руку, сложив пальцы «лодочкой», и, хотя Валя не просила, показал.

Вале сделалось дурно от образов, вломившихся в её голову. От страшных картин старого детдома где-то в глубинке страны, от смеющегося санитара с гнилыми зубами и с раскаленным кипятильником в руке, от резиновой перчатки, натянутой на деревянный набалдашник лопаты, от криков боли, шипения металла о кожу, чьего-то пошлого похрюкивания (о, она знала эти похрюкивания) и звуках ломаемых костей.

Образы рассыпались и тут же сложились, как детали мозаики, в другую картинку: мусорная свалка, дрожащий от жары воздух, пыль под ногами, и пацан, вытаскивающий из-под какого-то гниющего хлама распахнутый старый чемодан.

Клубящаяся чернота, выглядывающие из чемодана лица. Чьи-то крики. Обнаженный санитар, лежащий на кафельном полу душевой комнаты, под струями воды: руки и ноги у него изломаны, будто спички, голова в нескольких местах вмята внутрь, в окровавленной луже плавает раздавленный глаз.

Валя отшатнулась, и образы исчезли, оставив внутри головы болезненный след.

– Ну как вам? – спросил пацан, посмеиваясь. – Считается это убийством или нет? Можно ли это назвать хорошей жизнью?

Теперь уже Валя неопределенно пожала плечами.

Пацан осмотрелся, будто что-то искал. Потом снова чиркнул молнией чемодана, раскрывая его. Валя отшатнулась. Ей показалось, что из чёрного нутра чемодана тянутся в её сторону холодные пальцы мёртвого дяди Сени.

– Не бойтесь. Я просто подумал, что вам тоже не помешает упаковать прошлое. Считайте, дарю еще одну новую жизнь.

В этот момент ожили тени в углах коридора. Валя увидела сутенершу Виолетту – размазанную и нечёткую, похожую на плохую фотографию. Старуха, шаркая, подошла к чемодану, приподняла край и втянулась внутрь. Из черноты отделился Эдуард – молодой и красивый, таким он был несколько лет назад. Напиваясь, Эдуард привязывал Валю к батарее на кухне и оставлял на несколько дней. Иногда избивал, аккуратно, без синяков. Снимал избиения на видео и выкладывал в своём закрытом канале для таких же ублюдков.

Валя плюнула в него, но Эдуард не обратил внимания. Чемодан втянул и его.

Из черноты выползали, выходили, выбирались люди. Кого-то она узнавала, кого-то нет. Все они были из её кошмаров. Те самые безликие образы, часовые клиенты, бесшумные тени.

И вот что интересно.