– Я его, суку… Я его…

– Сука – она. Суку – ее, – сказал Павлов и убрал руки Соколова от своей шинели. – Успокойся. Просто – успокойся. Еще двадцать пять дней.

– Ничего. Я придумаю. Я достану… А сейчас пошли домой. Меня Ирка ждет. Вручит мне носки и лосьон для бритья. Она у меня добрая, но хозяйственная. И эта… Рачительная…

Соколов шагнул к выходу, сапог скользнул по тающему снегу, нанесенному пассажирами, нога поехала, и Соколов упал на спину. Шапка отлетела в сторону. Грязные брызги ударили по дверцам ячеек и по шинели Павлова.

– Что ж ты ляжешь… – даже не пытаясь встать, пробормотал Соколов.

Шорох. Еле слышный, на самой грани… За спиной… Павлов резко обернулся – дверцы. Просто дверцы. Рядом – ни одной открытой. А вокруг разговаривают люди. Галдят. Быстрее, быстрее, на поезд. Десять минут! Что ж ты возишься?..

И за всем этим… на фоне этого шума… еле слышно, но перекрывая гомон и крики – шорох. Павлов мотнул головой. Просто… Просто он зачем-то слишком много выпил сегодня… И он… Он постоянно думает об этом… об этой твари… Теперь вот… теперь мерещится…

– Помоги, Серега! Меня Ирка убьет. Шинель в порядок приводить теперь… что ж ты ляжешь…

Павлов рывком поставил напарника на ноги, отряхнул шапку и нахлобучил ему на голову.

– Я тебя провожу, – сказал Павлов. – До квартиры.

И он пошел, придерживая Соколова под руку, глядя перед собой, чтобы, не дай бог, не смотреть на ячейки камеры хранения. Не смотреть.

Зима закончилась как-то сразу. Снег растаял за неделю, асфальт высох. А к двадцатому марта на некоторых деревьях стали раскрываться почки.

– Завтра, – сказал Соколов.

Пожал утром руку, поздоровался с Павловым, а потом сказал – завтра.

– Я помню, – ответил Павлов.

– Думаешь, мы его завтра… – Соколов хотел сказать – застанем, но сглотнул и смог выговорить только – увидим. – Мы его завтра увидим?

– Мы никого завтра не спасем, – тихо сказал Павлов, глядя в глаза напарнику. – Мы даже ничего и смотреть не будем. Нам нужно понять – мы правильно все вычислили или нет. Просто понять.

Они отошли в курилку, сели на подоконник. Задымили.

– Ты как-то спокойно говоришь, – сплюнув, сказал Соколов. – Понять. Нам понять, а человек…

– А человек… – Павлов стряхнул пепел с сигареты. – Человек…

Соколов ссутулился, втянул голову в плечи. Ему было плохо. Был Соколов человеком простым, мог резиновой палкой пересчитать ребра задержанному урке или даже врезать кулаком, если сгоряча, спокойно собирал мзду с торговцев на привокзальном рынке или даже мог за деньги отпустить провинившегося, но… Соколов никогда даже не пытался выразить это словами, но в глубине души он знал, что его работа, его служба – это защищать тех же торговцев и бестолковых мужчин и женщин, не следящих за своим багажом и карманами на вокзале, даже мелкого жулика, которого били ногами поймавшие его клиенты – Соколов должен был защищать. А тут…

Они знали, что произойдет нечто… ужасное?.. страшное? Несправедливое?..

Соколов знал день и час, и место – и ничего не мог поделать. Это было неправильно. Это было плохо. Но рассказывать об этом кому-то – было бессмысленно. Можно было пойти к начальству, рассказать, что произойдет… Ему поверят? Могут просто посмеяться. А потом, когда это все-таки произойдет, затаскают… замучают вопросами… не ты ли сам?.. а откуда ты знаешь?..

Но даже не это было самым страшным.

– Серега, – Соколов бросил окурок в урну и полез в портсигар за новой сигаретой. – Слышь, Серега!..

– Да.

– Ты это… Ты в камеру ходишь?

Павлов не ответил.

– Ходишь… – протянул Соколов со странным выражением. – Ты ничего там не слышишь? Ничего? Ну вот это…

Соколов изобразил волнистое движение рукой, не умея подобрать слово.

Павлов молчал.

– Будь человеком, скажи, – жалобным тоном попросил Соколов. – Я же так умом двинусь… Я же слышу. Только войду вовнутрь, только прислушаюсь… а оно ш-ш-шурх… Или как-то… я не могу объяснить. Но ведь я слышу… Меня Ирка из спальни выгнала – я ночью кричать повадился. Не что-то там говорю громко, а вою… как умираю… Теперь я в зале сплю, на диване. И дверь закрываю плотно. Я с ума схожу? Скажи мне честно, Серега, – схожу?

– Не сходишь, – сказал Павлов.

– И ты тоже?

Павлов не ответил.

– А завтра мы как? – Соколов выбросил второй окурок, заглянул в портсигар, мотнул головой и спрятал его во внутренний карман.

– Будем там рядом, – медленно, словно с трудом, проговорил Павлов. – Чтобы… чтобы, когда все произойдет, быть рядом. Может, что-то услышим. Может – увидим. А потом…

Павлов замолчал.

– Что – потом, – не выдержал паузы Соколов. – Потом что?

– Три случая, – тихо ответил Павлов. – Один – предсказанный. Можно идти к начальству. К подполковнику пойдем.

– К Железному? Он и слушать не станет… Хотя… Ладно, пойдем к Железному. А если завтра ничего? Если не завтра? Или все только зимой бывает… Этой зимой началось? И закончилось… Что будем делать?

– Не знаю, – пожал плечами Павлов. – Автоматической камерой хранения я пользоваться не буду. В любом случае.

– А? Ну да. Это само собой… Лучше бы, конечно, чтобы завтра ничего не случилось. Лучше бы… Черт с нами, переживем. А там, может, и забудем. Покрутимся там рядом к двенадцати. И если что… А если что-то случится, то лучше бы завтра. Послезавтра мы не на смене, так? Если уж там, то… Чтобы мы успели завтра…

– Успеем, – как можно увереннее сказал Павлов.

Но завтра они не успели. Опоздали на пару минут. Они уже шли к эскалатору на подземный уровень вокзала, когда рядом закричала женщина – дико, пронзительно, они оглянулись на крик, потом бросились туда. Мужчина в кожаной куртке медленно оседал на пол, прижимая руки к животу, а напротив него стоял парень в спортивном костюме, держал в руке нож. С лезвия капала кровь.

Парень даже не успел оглянуться – Соколов врезал палкой по шее сзади. Спортсмен упал, нож отлетел в сторону. Павлов быстро объяснил подбежавшим ребятам из патруля, что случилось, сказал, что вот сейчас, что через пару минут они вернутся. Дело есть. А потом сразу сюда. Протокол… Да и рапорт напишут, само собой. Как же без рапорта…

Они успели сбежать по давно не работающему эскалатору в подземный уровень. До камеры хранения оставалось метров двадцать, когда Павлов остановился. Как будто наткнулся на стену.

– Ты чего? – Соколов пробежал пару шагов и тоже остановился. – Что случилось?..

– Все, – сказал Павлов. – Случилось…

– Какого?.. – Соколов глянул в лицо Павлова. – Серега…

Пот каплями выступил на лице Павлова. На белом, словно бумага, лице.

– Напал. Это… Эта тварь… Напала…

– Тогда чего стоим? – крикнул Соколов и вытащил пистолет из кобуры.

Передернул затвор.

– Побежали!..

Несколько человек шарахнулись в сторону, пропуская милицию. Худощавый паренек с «мечтой оккупанта» в руках чуть не упал, споткнувшись, когда уступал дорогу.

Они влетели в камеру хранения – людей почти не было.

Первый отсек – два человека в разных концах ставят вещи