Наблюдаем…
Мужчина вырезает видео, соединяет его с другим, затем с еще одним.
Наблюдаем…
Мужчина не сдастся. Истина субъективна, реальность интерпретируется степенями элизии. Все, что ему нужно сделать, – это найти правильную. Все, что он должен сделать – это показать ей, тогда она вернется. Она должна. У нее не останется другого пути.
Наблюдаем…
Мужчина переворачивает страницу. Он продолжает поиски…
Дж. П. Смайт
Всевидящее око
Все мы видели наклеенные на стенах плакаты. Накрепко присобаченные таким способом, который, казалось, преднамеренно игнорировал правила, но все же плакаты были помечены правительственными ленточками, что давало повод обратить на них внимание. Под изображением того, что своим видом напоминало птицу, на плакате было написано «Работа», но все мы знали, что ее не будет или не может быть. Маслянистые крылья и невозмутимый глаз объектива камеры посреди головы. Оплачиваемая работа, реальные деньги. Я не помню, как многие из нас активировали пинг, потому что его активация означала поиск кредитной линии для использования, прежде всего, обычных машин, а затем уже и рабочих. Или еще проще – как намеревался поступить я – убедить незнакомца позволить мне использовать его персону. Я хотел опередить всех остальных, с их перчатками и непрекращающейся, постоянной одышкой. Потому нашел подходящую женщину и попросил (я обаятельный, я знаю, что я есть или кем был и остаюсь до сих пор, потому что это не то, что терять время, требуемое для того, чтобы потерять все остальное) разрешения ее использовать. Она передала мне себя. Она вздрогнула, и мне стало плохо. Зачем меня бояться? Кто я такой, чтобы меня боялись? Но на тот момент я поступил так, как поступил, и ее глаза приобрели отсутствующее выражение. Потому я взял ее персону, набрал номер, и тут же пришло сообщение: место, время, завтрашний день. «Приходите», – говорилось в нем. «В чем будет заключаться моя работа?» – спросил я у пинга, но у него не было искусственного интеллекта, поэтому ответа я не дождался. Я поблагодарил женщину. Передал ей ее персону и подумал: мне нравится ощущение своего веса, объемности. Снова встав на ноги, я решил, что хотел бы купить что-нибудь из них. И работа, реальная оплачиваемая работа послужит тому началом.
* * *Мне велели прийти в здание, расположенное далеко от лагерей, но денег у меня не хватало даже на автобусный билет, поэтому пришлось идти пешком. Я проснулся с восходом солнца – я всегда чувствую себя хорошо в это время. Ведь солнце – это возможности, надежда и стабильность – три вещи, необходимые каждому. Я шел по улицам, кое-где горячий гудрон обжигал ступни. Бедная моя, несчастная, покрытая трещинами обувь! Три претендента на рабочее место из того же лагеря шагали неподалеку, но мы не удостоили друг друга ни единым словом: повезет лишь одному, и если вы хотите добраться до места назначения первым, то наверняка не захотите, чтобы другие видели, куда вы направляетесь. Тем более, если они не знают пути. Я-то знал, потому что поступил умно: прежде чем идти спать, пошел в метро, спустился по эскалатору и посмотрел на карту подземки, когда рядом никого не было. Мама говорила, что у меня фотографическая память. Однажды увидев или услышав что-нибудь, я могу это вспомнить. Ум – он как капкан. Я представлял себе, как заманиваю воспоминания в ловушку и удерживаю их. Давно, очень давно я прочитал о работе и подумал: она словно создана для меня! Я обладаю всеми требуемыми навыками. Раньше эту работу выполняли устройства с ИИ, а нас спрашивали: «А может, у вас золотые руки?» Мои руки далеко не золотые. С пальцами просто беда. Одного не хватает, а остальные, после переломов, не могу согнуть в кулак, как бы я ни старался. Я опускаю глаза, и – пальцы растопырены, как щупальца осьминога. В руке пульсирует кровь, и она становится красной как вареный рак.
Здание, куда я направляюсь, – это склад, который раньше был фабрикой. Вокруг – толстые кишки сплетенных проводов, ведущие во все стороны улицы к металлическим столбам. Еще больше правительственного скотча и плакатов, наклеенных в самых не подходящих местах, с надписями: «Это временно». И еще один плакат над дверью, с надписью от руки: «Добро пожаловать». В том районе Лондона редко увидишь провода. В лагерях же они встречаются на каждом шагу – ведь это единственное, что у нас есть. Взломано все. Мой кофе от взлома, моя книга от взлома. Но не в том районе. Хотя сам район весьма неплох. Большие здания, но не много людей. Может, в тот день было еще слишком рано для появления на улицах толп или, возможно, там всегда так. Так… пусто, потому что либо эти здания постоянно битком забиты, и сложно увидеть кого-то входящим или выходящим оттуда, либо они остаются пустыми, потому что люди больше в них не работают. Внутри – незакрепленные рабочие места, гарнитуры Greybox для виртуальных сред. Их рекламируют как средства, «облегчающие современную жизнь».
Я постучал в дверь. Возможно, другие претенденты уже были внутри.
– Эй! – воскликнул я.
Появилось мужское лицо. Бородатое и мокрое, волосы зачесаны назад.
– Как раз вовремя, – сказал он. – Вы здесь по поводу…
– Я видел плакат. – А может, я сказал «Я вижу плакат», потому что мой английский в последнее время значительно улучшился – я многому научился в течение этих месяцев.
– О, отлично. Отлично. Следуйте за мной, – сказал он, и я так и сделал. Его туфли цокали по полу так, словно он шел на высоких каблуках. Пол был бетонным, как и все вокруг. Я отметил этот факт, и он посмотрел на меня.
– Наш объект пока что не полностью готов, – сказал он, – но мы планируем, что в ближайшее время все будет налажено и закончено. Людям нравится, когда их инвестиции выглядят законченными.
– Конечно, – сказал я. И это правда. Люди любят, чтобы всё везде было аккуратно. Вот почему они ненавидят лагеря. Вот почему компании строятся за пределами городов, вот почему они вкладывают деньги в создание чего-либо еще. Один политик сказал: «Вне поля зрения – не из памяти вон», и мы согласились с этим, ведь это правда.
– Ну вот, мы пришли, – сказал бородач. Мы очутились в комнате, где не было ничего, кроме гарнитур и больших кресел с широкими подлокотниками. Кожаных, или пластмассовых, или из синтетической кожи. Я бегло насчитал семь, но их было явно больше.
– Здесь творится волшебство, – сказал он, – или, по крайней мере, мы надеемся, что творится.
– Само собой, – сказал я.
– Кстати, меня зовут Адам. – Он пожал мне руку.
– Пьетро, – сказал я.
– О, круто, – ответил он. – Здорово, Пьетро. – Он произносил мое имя так, будто оно было маркой автомобиля. – Итак,