В необъятной камере, словно чудовищный водоворот, вращался огромный вихрь черного и серого тумана.
Как всегда, я чувствовал, что меня с силой тянет вперед. Только проволочная сетка барьера препятствовала желанному падению. Это было всеобщим желанием: то тут, то там в проволоке на тот случай, когда коварные чары окажутся слишком мощными, были вырезаны отверстия. Они что же, думали, что луч даст им бессмертие?
На Земле я представил множество проекторов, каждый из которых был установлен на крыше здания Министерства юстиции. Закон был навязан правительству фракцией, которая впоследствии возглавила бунт.
В случае принятия любого закона в будущем все похищенные, скорректированные, отредактированные или исчезнувшие люди, атрибуты, объекты и изображения должны храниться в целости и сохранности в целях восстановления прав отдельного человека или группы лиц.
Другими словами: режим может украсть ваше имущество, ваши активы, документы. Мы даже можем стереть ваш телесный облик, при условии, что сохраним его в форме, подходящей для будущего поиска, если такое действие станет необходимостью. Следовательно, был запущен архивный спутник – обширный склад с возможностью хранения всех образов людей, переданных с поверхности планеты. По правде говоря, он стал своего рода плавающей в космосе тюрьмой, версией древних транспортных кораблей, на которых перевозили преступников в отдаленные колонии на Земле. Но вместо реальных людей мы отправляли их виртуальные формы, их аватары, все их несчастные лица и тела, которые были вырезаны из выпусков новостей, официальных документов, книг по истории и всевозможных фильмов. Спустя пару лет после падения правящего режима, спутник походил на дом с привидениями на орбите. Именно тогда мы и начали использовать слово «призраки» для описания проявляющихся в комнатах существ. Теперь я смотрю на это скорее как на подсознание нашей родной планеты. Место, где хранились наши постыдные или отвергнутые воспоминания.
Я достал из кармана сложенное письмо.
«Я пишу это, зная, что скоро тебя покину».
Мои руки дрожали. В какой-то неизвестный момент это письмо было проецировано здесь как свидетельство восстания или незаконных мыслей. «Что случилось с автором письма, Леонардом?» – подумал я. Неужели его изображение также было перенесено после смерти? Бродил ли его потерянный дух по комнатам, по бесконечным коридорам корабля? А его любовь, Аделаида? Увижу ли я когда-нибудь ее снова? Ведь на борту осталось слишком мало времени. Я боялся, что при закрытии спутника она окажется здесь, потерянная на веки вечные.
Так много людей кануло в ничто, так много…
Я задавался вопросом, какова их история. Он – мятежник, она – верная жена? Или он последователь ее лидера? Или, может, они вместе сражались за правое дело, предпочитая оставаться в тени и нашли свою любовь, убегая или скрываясь в грязных гостиничных номерах или подвалах вдали от Всевидящего Ока. Я представил себе его поимку, его отказ выдать ее имя, даже под пытками. Я представлял, что она каждую ночь читает его письма, особенно вот это, последнее. «Думай обо мне всегда, как я думаю о тебе сейчас, моя дорогая, в эти последние дни моей жизни». А позже ее также арестовали, признали виновной, вероятнее всего, убили, и перенесли ее изображение в эту небесную тюрьму.
Я снова сложил письмо и положил его в карман. Поиск – это все. Эти слова сказал нам надзиратель в первое утро нового порядка. Поиск – наша новая задача: нужно найти духов мертвых людей и отправить в их семьи.
Отойдя от пропасти, я ощутил прикосновение руки к моей коже. Особое, хрупкое, любящее прикосновение к затылку. Кончики ее пальцев двигались нежно, вздымая волосы дыбом, и я начал дрожать.
Аделаида…
Я повернулся к ней, чтобы сказать о том, что мне жаль, извиниться за то, что я являюсь активным участником режима, который в первую очередь отделил ее образ от тела. За то, что не предпринял надлежащих действий в то время, когда увидел ее в комнате № 157, за то, что не вернул ее домой. Но больше всего я чувствовал необходимость извиниться за то, что состоял из плоти и крови, когда многие тысячи жертв были не более чем пустотой внутри движущейся рамки.
Дорожка была пуста. Я вздохнул, горько проклиная себя за то, что стал жертвой фантазий, как вдруг услышал на мостике шум. Подняв глаза, я увидел Беатрис, приближающуюся ко мне неуверенными шагами.
– Осторожнее, – окликнул я. – Ты никогда раньше не была здесь наверху.
Она приблизилась и округлившимися от страха глазами посмотрела на водоворот сквозь барьер.
– О боже! Это невероятно.
– Да.
– Мне сказали, что ты здесь.
– Какие-то проблемы?
– Кара, ты ведь слышал новости?
Я кивнул. Слова были лишними.
Теперь уже мы оба смотрели вниз на пропасть, на большой полый центр спутника, где неумолимо вращался мистический луч.
– Я не понимаю, почему он все еще вращается? – спросила Беатрис.
– Он всегда будет вращаться. Кораблем управляет тот же механизм, который когда-то собирал призраков с Земли. Именно центробежная сила заставляет нас вращаться, дает нам силу тяжести.
Я немного успокоился, хотя затылком все еще ощущал холод и легкое покалывание.
– Однажды он остановится.
– Это будет… – Она заколебалась. – Это будет очень грустно.
Реакция моей помощницы меня удивила: я впервые услышал в ее голосе подобное настроение.
– Знаешь, Беатрис, я здесь уже пятнадцать лет.
– Так долго?
– Да. Я находился здесь во время режима и остался после его падения. Я видел мистический луч в действии, наблюдал за его лихорадочным вращением, бездонная сеть, собравшая духов пропавших. Я слышал в этом вихре их голоса, видел их опустошенные лица.
Беатрис пробормотала что-то невнятное. Возможно, она тоже была очарована величественным механизмом.
– Мимолетные проблески, не более того, – добавил я.
– А теперь…
– А теперь мы собираемся и возвращаемся на Землю, в наши старые дома, если они все еще там, к нашим семьям и близким.
– Кара?
– Да?
– Тебя кто-нибудь ждет на Земле?
Я покачал головой.
– Нет. Никто.
Это мое святилище, моя тюрьма.
А моя единственная семья – блуждающие духи.
* * *Собрание проводилось в главном зале, где надзиратель Бенедикт выступил с речью о судьбе спутника, о наших личных и профессиональных заботах и о нашей жизни на поверхности планеты. По правде говоря, я не мог слушать его приторные банальности. Вместо этого я отделился от толпы, приехал на лифте в коридор № 14 и пошел в комнату № 157. Небольшое замкнутое пространство было темным, даже темнее, чем обычно. Ни малейших движений. Ни единого звука. А вдруг она уже исчезла, перешла в другое место?
– Аделаида…
Я произнес ее имя, стараясь говорить как можно мягче. Конечно, теперь, когда так мало времени осталось, она даст знать о своем
