Здесь, в этой поворотной точке, мы ненадолго покинем мордешора и ее мир.
Не стану посвящать вас во все подробности ее страданий – полагаю, она заслужила хоть краткий отдых от нашего подглядывания. Но мне кажется важным отметить, что мы вернулись к ференвудским друзьям в тот самый миг, когда оставили Лейли в ее особняке. Точно в ту же секунду, когда мордешор упала на колени, ощущая себя так, будто ей вскрыли грудную клетку, Оливера Ньюбэнкса подкинуло на сиденье внезапным разрядом боли. Мальчик покачнулся, прижав руку к сердцу и не понимая, отчего оно вдруг вздумало рваться на части, – но я теперь знаю и рискну вам рассказать.
* * *Оливер Ньюбэнкс не мог понять, что с ним происходит.
Подписываясь на эту авантюру, он рассчитывал лишь как следует повеселиться – но что-то пошло не по плану. Все путешествие – от первой до последней минуты – оказалось просто кошмарным, и сейчас этот кошмар подкреплялся новым страхом, что Оливер каким-то образом непоправимо повредил сердце. Он не знал, как еще объяснить эту постоянную, острую боль, накатывающую приступами без надежды на облегчение. Первый укол он почувствовал, когда взглянул на Лейли, – но списал его на занозу. Вскоре ему стало больно даже находиться рядом с ней; Оливера выбивало из колеи само присутствие девочки. С тех пор симптомы все усугублялись – и, хотя сейчас их разделяла огромная толща воды, Оливеру становилось все хуже. Он начал задыхаться. Желудок снова завязался тошнотворным узлом.
А ведь всего пару недель назад он даже не подозревал о ее существовании.
Когда Алиса впервые рассказала ему о девочке, которой должна помочь, то неверно произнесла ее имя. Осознав это, Алиса повторила его еще несколько раз – пока не смогла выговорить «Лейли» без запинки. Оливер машинально пародировал подругу, катая во рту округлые леденцовые буквы и наслаждаясь их звучанием и формой.
Тогда он и не представлял, что это имя станет для него источником таких мучений.
Теперь, на полпути к дому, Оливер мог думать только о том, как вернуться в Чаролес. Ему не терпелось добраться до Ференвуда, чтобы отыскать путь обратно – на этот раз в одиночку, без плачущей Алисы, которая ударилась в слезы сразу же после того, как папа объяснил ей всю глубину и непоправимость ее провала.
Оливер сомневался, что выдержит еще двадцать четыре часа рыданий над ухом.
Нет, он отнюдь не был жестоким; Оливер отлично знал, как ужасно для ференвудца провалить Задание. Ему оставалось лишь гадать, какое унижение придется вынести Алисе по возвращении. Она стала причиной таких бедствий, что собственному отцу пришлось отзывать ее с миссии и конвоировать домой. Это было не просто ужасно, это было неслыханно. Оливер глубоко сочувствовал подруге и – хотя не признался бы в этом даже под пытками – тихонько сомневался, можно ли пережить подобный позор.
Однако некая его часть – часть, которую он не хотел и не собирался признавать, – холодно задумывалась, а не заслужила ли Алиса такое наказание. В конце концов, она действительно могла справиться лучше. Она должна была справиться лучше.
Но только все испортила.
– Когда ты выиграла Сдачу, – объяснял им чуть раньше Алисин папа, – то получила пятерку – высшую из возможных оценок, означающую, что в этом году ты оказалась лучшей. Но пятерка означала также, что твое Задание будет намного труднее Заданий ровесников.
– Но оно и было труднее, – начала было Алиса, однако отец прервал ее взмахом руки.
– Намного труднее, Алиса. Омовение мертвецов, восстановление иссякшей магии, – он сделал неопределенный жест в воздухе, – все это было трудно, да. Но не слишком. В этих задачах не было глубины, лишь механическое повторение. Тебе следовало мыслить более многогранно, дорогая.
Алиса заморгала, от неожиданности забыв даже рыдать.
– Ты решила самую очевидную проблему, – мягко продолжил папа. – Выбрала самый легкий путь.
– Но папа, – возразила Алиса. – Это было совсем не легко! Мы ведь сперва даже не знали, что Лейли больна…
Тот покачал головой.
– Это была проверка, милая. – Папины губы улыбались, но веселье не достигало глаз. – Станешь ли ты решать самую простую проблему? Или разглядишь настоящую, скрытую под первой, иллюзорной?
– Но Лейли умирала, – в отчаянии проговорила Алиса. – Я что, должна была дать ей умереть? Тогда я бы вообще ей не помогла!
– Как ты не понимаешь, милая, – и отец взял ее за руку. – У процесса исцеления всегда две стороны.
Алиса молчала целую вечность. После чего наконец прошептала:
– Нет, пап. Не понимаю.
Только тогда Оливер, который больше не мог все это слушать, позволил себе вмешаться – может быть, чуть резче, чем следовало:
– Лейли нуждалась в цвете, да, но еще она нуждалась в друге. Ей нужна была настоящая помощь, Алиса. А не лейкопластырь.
Девочка обернулась к нему с глазами, полными слез.
– Но я думала… Д-думала… Что помогаю…
– Твоя помощь Лейли заняла всего несколько часов, – сочувственно сказал папа. – За столь краткий период ты нашла лишь временное решение куда более серьезной проблемы. И, игнорируя эту проблему, невольно запустила механизм, который окончательно разрушил жизнь Лейли.
Папа вздохнул и прикрыл глаза – сам лишенный последних сил.
– Когда мы отправляем наших детей на Задание, – продолжил он, – то ждем, что их работа займет куда больше нескольких часов. Вероятно, многие месяцы. Мы надеемся, что плоды их трудов окажутся по-настоящему живительны; что доброта их сердец будет сиять тем, кому они помогли, даже спустя годы. Лейли исцелилась бы и сама – медленнее, но надежнее, – если бы ты просто оставалась рядом и каждый день понемногу облегчала ее ношу. Благодаря тебе она научилась бы работать, не надрываясь, делать перерывы, давать отпор горожанам, которые пользовались ее безответностью, – и так, постепенно, избавилась бы и от физического недуга. – Папа сделал паузу и внимательно посмотрел на дочь. – Ты так и не поняла, Алиса? Старейшины Ференвуда разглядели в тебе два великих таланта: не только способность управлять цветом, но и твое сердце.
– Мое сердце? – изумилась девочка.
Отец улыбнулся.
– Да, дорогая. Старейшины заметили и оценили твою неожиданную дружбу с Оливером, который – прости, Оливер, – прежде был не самым приятным в общении человеком.
Мальчик нахмурился.
– Вы вырастили эту привязанность на коварной, изменчивой земле Итакдалии, известной своим
