– Как так?

Принц Бифальт собрался. Если он не мог осадить старика или просто пристрелить его, он мог обрушить на него свою честную ненависть.

– Вы называете правильным положением вещей, когда у одного есть дар, а у другого нет? Когда один может без опаски убить другого? То, что вы решаете жить или умереть людям, с которыми даже никогда и не встречались? Неужто по случаю рождения вы обладаете добродетелью?

Магистр снова пожал плечами.

– Да это ни правильно, ни неправильно. Это просто факт. Мир не изменится сам по себе для того только, чтобы удовлетворить вашу страсть к справедливости.

– И все же, – продолжал бушевать принц. – вы называете правильным вмешиваться в судьбы королевств – выбирать, кто из них останется, а кто погибнет, – для того чтобы в мире царила ваша воля. Это вы-то, а ведь вы – всего лишь человек, обладающий таким талантом, которого другие лишены.

«Человек только тогда полностью человек…»

– Правда на моей стороне, – возразил серьезным тоном архивариус, – потому, что сила на моей стороне.

Но затем тон его смягчился.

– Вы не хотите понимать. Вами все еще управляют заблуждения. Я вижу, что просто обязан поведать вам ту правду, которую вы не принимаете.

Моя сила – это магия. Власть моя простирается на магию – и, следовательно, на тех, у кого есть дар к магии. Он она не господствует над желаниями. Даже над желаниями тех, чей дар я сам уменьшил или увеличил. Я не могу сделать выбор за них. Я не могу сделать выбор за вас. Я могу только подтолкнуть вас к той альтернативе, которая выгодна мне. Ваш разум – как и любой другой разум – закрыт для меня. Я не могу ни читать его, ни изменить его. Я не могу навязывать вам принятие того или иного выбора, если вы сами отвергаете его.

«…когда он может войти в каждую комнату своей души и испытать радость».

Похоже, магистр Марроу был на этот раз честен. По крайней мере, его слова звучали правдиво. Конечно же, принц мог выбрать одинокую смерть в пустыне. Но это был единственный выбор, который ему позволили. Служи нам или умри.

Возмущение принца не позволяло ему задерживаться на софистике заклинателя.

– И это ваша правда? Этого недостаточно. Она не извиняет вас. Вы сказали, что я могу выбирать, но вы не сказали, какого выбора вы хотите от меня. Эту правду вы держите при себе.

Чего может стоить ему отказ помимо смерти? Что сможет дать ему его согласие помимо рабства?

– Зачем я здесь? Зачем вы вызвали меня? И не говорите мне, что я здесь ради книги Эстервольта. Не говорите, что я желаю победы Беллегеру. Это было бы ложью. Я не поверю этому.

В ответ заклинатель угрюмо нахмурился. Голос его звучал тверже адаманта.

– Очень хорошо. Вы требуете ответа. Так получите его. Мы хотим, чтобы вы стали послом Беллегера в Амике. Мы хотим, чтобы вы обсудили условия мира с Амикой. Мы хотим, чтобы вы заключили мир. Вы старший сын своего отца. Амика должна выслушать вас. Ваш отец сам выслушает вас. Но он не согласится на мир, если вы не убедите его. И Амика не согласится.

Принц Бифальт глотал воздух, словно рыба, вытащенная на берег.

– Мир с Амикой? – Дерзость архивариуса оглушила его. Высокомерие Сирджана Марроу не знало границ. – Вы хотите, чтобы я выпрашивал мира?

Архивариус фыркнул:

– Что ж, если вы предпочитаете в таком ключе думать о сохранении Беллегера…

– Нет! – сразу же вскрикнул принц. – Расскажите мне всю правду. – Потрясение разжигало его гнев все больше. Принц словно горел. – Вы требовали от генерала Форгайла просить мира у Беллегера?

– Я пытался, – ответил магистр. – Он отказался. И я не мог его винить. Почему, как вы думаете, почти никто из ваших шпионов и совсем никто из ваших послов не возвращался вот уже несколько поколений? Они были убиты. Королей Амики не интересовал мир. Они желали только победы. А теперь у вас есть ружья. У Амики их нет. Преимущество на вашей стороне. Король Смегин казнил бы генерала, если бы тот заикнулся о мире.

Принц Бифальт отмел это предположение. Оно отвлекало. Конечно, оно было верным, но не честным. Беллегер был почти опустошен – у Амики было больше людей. Ружья – еще не вся правда. Они не оправдывают ни того, как маги использовали принца, ни того, что сталось с его людьми.

Принц процедил:

– И все же вы принимаете моего врага как почетного гостя, тогда как меня вы пытаетесь принудить к согласию. Я уже сыт по горло вашими заговорами и полуправдами. Ответьте просто.

Что вы будете делать, если я откажу вам? Если же я приму ваше предложение, останусь ли я чем-то, помимо вашего орудия?

Принц и сам не был бы полностью человеком, если бы не мог «войти в каждую комнату своей души и испытать радость».

Магистр Марроу развел руками. Похоже, он считал свою позицию безупречной.

– Если вы согласитесь, то согласитесь потому, что это вы выбрали такой путь. Это будет ваше решение. Условия будут ваши.

Мир сохранит Беллегер. Война – нет. Зачем же вам отказываться? Мир не превратит вас в орудие. Он сделает вас спасителем своего народа.

– Нет, – повторил принц. Он не кричал. В словах не было нужной страстности. Они вылетали из него, как брызги крови от режущего клинка. – Я не позволю, чтобы судьба Беллегера решалась теми, кто не рисковал своими жизнями ради нее. Вы не принимаете участия в нашей войне. Вам нет дела до того, что станется с нами. Вы добиваетесь мира не ради нас самих. Вам нужна выгодная для обороны граница, только и всего. Вам нужны вассалы для вашей собственной войны. Когда она начнется, мы станем вашим буфером на западе. Нас принесут в жертву магам, которые жаждут вашего уничтожения. Я не буду вашим слугой. Я не буду добиваться мира на ваших условиях. Я не стану навязывать их моему народу. Они бесчестны. В них нет благородства.

Архивариус снова приподнял бровь.

– Вы разговаривали с Амандис, – заметил он. Без сомнения, она красноречива. Но она служительница Духа, ассасин. Мир ее – навык и убийство. Мир ее – война. Наш мир – это знание. Знание требует мира. Мы стараемся окружить себя миром так, чтобы не было войны между магами.

Да, наши мотивы отличаются от ваших. Да и как они могут быть одинаковыми? Но они не преуменьшают ценность вашего согласия – или бесчестия вашего отказа.

«Вот оно, – подумал королевский сын. – Теперь я, наконец, получу правду».

– И все же я отказываюсь, – повторил принц Бифальт, твердый как камень. – Мы заслужим нашу судьбу. За нас не будут выбирать.

– И вы принесете в жертву свой народ? – Старик, казалось, был сбит с толку, словно он не ожидал такого ответа. – Вы предпочитаете войну? Вы согласны превратить Беллегер в