Испаритель пыхтит, шипит и как будто доводит окна комнаты до слез, пока Джим Трельч вставляет картридж с про-рестлингом в маленький ТП, накидывает самую безвкусную спортивную куртку и зачесывает волосы мокрой расческой назад до парикообразного вида, и откидывается на кровати, окруженный бутыльками с Селданом и двуслойными салфетками для лица, готовый комментировать бой. Его соседи уже давно поняли, к чему все идет, и свалили.

Стоя на цыпочках в изгибающемся коридоре общежития Б, с помощью рукоятки перевернутой теннисной ракетки, чехол которой можно рассеянно расстегивать и застегивать, пока он шерудит рукояткой, Майкл Пемулис мягко приподнимает одну из панелей потолка и поворачивает углами на алюминиевые балки, панель, меняя ее форму с квадратной на ромбовидную, осторожно, чтобы не упала.

Лайл, скрестив ноги, завис в паре миллиметров над крышкой диспенсера полотенец в темной качалке – глаза закатились, губы едва двигаются и не издают ни звука.

Тренер Штитт и Марио гонят вниз по холму на Зап. Содружества на старом BMW Штитта, направляясь в «Сладости низких температур Евангелины» в «Ньютон-центре», прямо у подножия холма, который в народе зовут Холмом разбитых сердец, Штитт – с напряженным лицом и выгнувшись вперед, как лыжник, его белый шарф хлещет на ветру и по лицу Марио в коляске, потому что Марио в полете тоже выгнулся далеко вперед, готовясь взвизгнуть от восторга, когда они соскочат с холма.

Миссис Аврил Инканденца, как будто одновременно с тремя или четырьмя сигаретами во рту, узнает у Справочной телефон и и-мейл делового адреса журналистки на б-ре Выжженной Воронки в Восточном Тусоне, Аризона, затем начинает набирать, тыкая в кнопки консоли кончиком синего фломастера.

– АИ-И-И! – кричит человек, бросаясь на монашку с электроинструментом наперевес.

Крутая на вид монашка вопит «АИ-И-И!» в ответ и мастерски бьет его с ноги, вокруг сложным узором взметается подол рясы. Комбатанты осторожно кружат друг напротив друга на заброшенном складе, рычат. Апостольник монашки сбит на бок и перепачкан; на обратной стороне ладони, режуще выставленной в стойке боевых искусств, видна поблекшая татуировка – какая-то хищная птица с острыми когтями. Так начинается картридж, в жестоком medias res [180], затем застывает во время удара ногой в полете монашки, и на кадр накладывается название – «Кровавая Сестричка: Крутая монашка», – и проливает ярко-кровавый свет на титры, которые бегут справа-налево в нижней части экрана. К Хэлу в КО6 без приглашения вошли и присоединились Бриджет Бун и Фрэнсис Л. Анвин, и свернулись у подлокотников второго дивана в комнате, соприкасаясь пятками, Бун – отправляя в рот ложки неразрешенного мороженого йогурта из цилиндрической упаковки. Хэл выкрутил диммер потемнее, и титры и название фильма подсвечивают их лица алым. Бриджет Бун призывно протягивает стаканчик с угощением в сторону Хэла, и, отказываясь, Хэл указывает на бугорок «Кадьяка» за щекой и изображает, как нагибается сплюнуть. Кажется, он очень внимательно изучает бегущие титры.

– Ну и что это такое? – спрашивает Фрэн Анвин.

Хэл очень медленно поворачивается к ней, затем еще медленней поднимает правую руку с теннисным мячом и показывает на экран, где 50-пунктное название все еще истекает алым поверх титров и застывшего кадра.

Бриджет Бун смеряет его взглядом.

– Какая конкретно вожжа попала тебе под хвост?

– Я изолируюсь. Я пришел сюда побыть наедине с собой.

Она – что очень бесит Хэла – ест, сперва выкапывая шоколадный йогурт ложкой, а потом переворачивая ложку йогуртом вниз, чтобы та всегда попадала в рот вверх дном и язык входил в контакт со сладостью немедленно, без посредства холодной ложки, и отчего-то это всегда действует Хэлу на нервы.

– Ну и закрыл бы дверь.

– Только в Комнатах отдыха нет замков ²⁸⁷, и ты это отлично знаешь.

Круглолицая Фрэнни Анвин говорит: «Тс-с-с».

А потом еще иногда Бун играет с полной ложкой, катает перед лицом, как самолетик с кашкой для ребенка, прежде чем перевернуть и проглотить.

– Может, отчасти потому, что это общественное помещение, для всех, которое разумный человек для изоляции не выбрал бы.

Хэл наклоняется сплюнуть и делает так, чтобы слюна повисела подольше, прежде чем шлепнуться, так что ее нитка медленно тянется изо рта.

Бун так же медленно извлекает изо рта чистую ложку:

– Как бы не злился и не дулся этот человек из-за того, что днем почти проиграл на глазах у целой толпы, как я слышала.

– Бриджет, я тут забыл тебе сказать, что в «Райт Эйд» завезли огромную поставку рвотного. На твоем месте я бы уже бежал.

– Ты злой.

В дверь просовывает вытянутую угловатую голову Бернадетт Лонгли, видит Бриджет Бун и говорит: «Так и поняла, что это вы», и входит без приглашения с Дженни Бэш на пару.

Хэл всхлипывает.

Дженни Бэш смотрит на большой экран. Главная музыкальная тема картриджа – женско-хоральная и иронично приударяет по дискантам. Бернадетт Лонгли переводит взгляд на Хэла:

– Знаешь, там по коридорам в поисках тебя шныряет такая огромная тетка, с блокнотом и очень серьезным лицом.

Бун рассеянно болтает ложкой в йогурте:

– Он изолируется. Он тебе не ответит, зато сверхмерзко плюнет.

– Вам разве на завтра не надо делать огромный реферат для Тьерри? – спрашивает Дженни Бэш. – Я слышала стоны из комнаты Сбита и Шоу.

Хэл уплотняет табак языком:

– Уже.

– Кто бы сомневался, – говорит Бриджет Бун.

– Сделал, переделал, оформил, распечатал, вычитал, подровнял, скрепил.

– Завычитывал до смерти, – говорит Бун, выписывая ложкой «бочку». Хэл видит, что она забила парочку пипеток. Он смотрит прямо на стену с экраном, сжимая мяч так, что предплечье раздувается вдвое.

– Плюс я слышала, твой самый лучший друг в мире сегодня что-то учудил, – говорит Лонгли.

– Это она про Пемулиса, – подсказывает Фрэн Анвин Хэлу.

Бриджет Бун жужжит, как пикирующий бомбардировщик, и кружит

ложку:

– Похоже, история такая замечательная и стоит потянуть интригу, чтобы мне стало так невыносимо интересно, что я умру, если не услышу.

– Какая ему вожжа под хвост попала? – спрашивает Дженни Бэш Фрэн Анвин. Фрэн Анвин – девочка с лицом ханумана и торсом и талией вдвое