Хэл обвел Стайса с бэкхенда по линии, и мяч явно был бы верный, но вдруг в последнюю возможную секунду свернул – резкий сход с траектории, будто сдуло каким-то порывом ветра из ниоткуда, и Стайс, кажется, удивился еще больше, чем Хэл. Лицо брата пантера не выдало ничего, он так и стоял в левом углу, что-то поправляя в струнах.
– Но, возможно, это необходимо, чтобы побеждать. Представьте себе себя. Вы стали тем, кем вам предписано стать жизнью. Не просто очень хорошим, но лучшим. Хорошая философия здесь и Штитта – я верю, эта философия Энфилда скорее канадская, чем американская, так что вы можете думать, что я обладаю предубеждением, – что нужно обязательно также иметь – отложим на миг талант и труд в сторону, – что вы обречены 276, если не имеете в себе какую-то способность превзойти цель, преодолеть успех лучшести, если дойдете до этого.
Стипли заметил у парковки за отвратительным распухшим неогеоргианским кубом административного здания маленьких мальчиков, которые несли и волочили белые целлофановые мешки к куче помоек, сгрудившихся у сосен в дальнем конце парковки, – мальчиков бледных, с бегающими глазами, переговаривающихся между собой и бросающих тревожные взгляды на толпу за Шоу-кортом.
– Тогда, – сказала Путринкур, – и те, кто становится в конце etoiles, те везучие, у кого берут профили и фотографии для читателей и кто, согласно американовой религии, добились, – они обязательно должны иметь что-то встроенное в них на дороге к цели, что позволит все превзойти, иначе они обречены. Мы видим это в живом опыте. Можно видеть это во всех культурах, одержимых стремлением. Посмотрите на жапонуа, уровень суицида в поздние годы их архипелага. Наша задача в Энфилде еще деликатнее, с etoiles. Ибо вы, если вы достигли свою цель и не можете найти способ превзойти привычку того, что имение цели есть все ваше бытие – ваш raison de faire 277, тогда, значит, следует одна из двух вещей, которые мы увидим.
Стипли приходилось дышать на ручку, чтобы шарик оттаивал.
– Одна, одной можно назвать ту, что вы достигли цель и осознаете шокирующее осознание, что достижение цели не завершило, не окупило вас, не сделало все в жизни «ОК», как вы, в культуре, образованы понимать, что она сделает, цель. И затем вы сталкиваетесь с фактом, то, что, как вы думали, имеет значение, не имеет значения, и потому вы повергнуты. Мы видим в истории на таких вершинах суициды людей; дети здесь сведущи тем, что называется сага Эрика Клиппертона.
– С двумя «п»?
– Именно так. Или другая возможность обречения, для достигнувших etoiles. Они достигают цель, так, и вслед радуются достижению с такой же равной страстью, как стремились к достижению. Здесь это называют Синдром бесконечной вечеринки. Знаменитость, деньги, сексуальное поведение, наркотики и вещества. Мишура. Они становятся знаменитостями взамен игроков, и поскольку они знаменитости только, пока кормят голод культуры цели на успех, фурор, победу, они обречены, потому что нельзя одновременно радоваться и страдать, а игра – всегда страдание, так.
– Наш лидер лучше Хэла, можешь завтра посмотреть, как он играет, если хочешь, Джон Уэйн. Не родственник настоящего Джона Уэйна. Компатриот нашей Тьерри, – Обри Делинт откинулся рядом с ними, от холода его втянутые щеки раскраснелись вторым румянцем – два лихорадочных арлекинских овала. – У Джона Уэйна гештальт закрыт, потому что Уэйн тупо может все, причем с такой силой, что тонко чувствующий мяч мыслитель, вроде Хэла, просто не может ничего ему противопоставить.
– Той же была и философия основателя, между кстати, обречения, отца пантера Инканденцы, который также, как мне говорили, баловал себя съемкой кино? – спросил Стипли канадку.
Путринкур слишком многозначительно пожала плечами.
– Я пришла после. Мсье Штитт, его иная цель для etoiles – идти между, – также Стипли не замечал, как женщина скакала по диалектам. – Проложить какой-либо маршрут между нуждой успеха и насмехательством над успехом.
Делинт наклонился ближе.
– Уэйн может все. Силой Хэла стало знание, что он не может все, и способность строить игру как на том, что есть, так и на том, чего нет.
Стипли притворился, что поправляет шапку, но на самом деле поправлял парик.
– Все это ужасно абстрактно для такой физической вещи.
Путринкур так пожала плечами, что подскочили очки.
– Есть противоречие. Два «я», одно не здесь. Мсье Штитт, когда основатель академии умер.
– Отец пантера, который баловал себя кино, – реглан Стипли принадлежал его жене.
Путринкур, снова вежливо кивая:
– Этот академический основатель – мсье Штитт говорит, что этот основатель изучал виды видимости.
– Единственные пределы Уэйна – тоже его сила: вольфрамовые воля и решимость, настойчивость, с которой он насаждает свою игру и свою волю противнику, совершенно не желая менять напор, если вдруг уступает, – сказал Делинт. – Уэйн тоже чувствует мяч и может играть со свечами сзади хоть весь день, но не будет: если он проигрывает или ситуация складывается не в его пользу, он просто бьет злее. Благодаря ошеломляющей силе ему удается выходить сухим из воды против североамериканских юниоров. Но вот в Шоу – Уэйн наверняка станет профи уже в следующем году, – в Шоу важнее гибкость, это ему еще предстоит узнать. Как там это называется – смирение, вот.
Казалось, что Путринкур смотрела на Стипли как-то чересчур беспечно.
– Исследование было не столько, как человек видит что-либо, но отношение между человеком и этим что-либо. Он многократно переводил этот вопрос в разные области, говорит мсье Штитт.
– Сын описал своего отца страдающим, цитирую, от «жанровой дисфории».
Путринкур наклонила голову.
– Не похоже на слова Хэла Инканденцы.
Делинт сочно шмыгнул:
– Но главная фора гештальта Уэйна перед Хэлом – голова.
