Но дело и в презрении, в какой-то даже ненависти, наравне с надеждой и нуждой. Потому что они ему нужны – она нужна, и так как она нужна, он боится ее, и потому немного ненавидит, всех их ненавидит, – ненависть скрывается под маской презрения, которое он скрывает под маской нежной заботы, с какой приступает к ее пуговицам, касается блузки, как будто это ее вторая кожа, и его. Будто блузка тоже чувствует. Они аккуратно раздели друг друга. Ее губы не отрываются от его; она – его дыхание, его глаза закрыты напротив ее. В зеркале они раздеты, и она в каком-то виртуозном джиттербаге – на 100 % Новый свет, – опирается на неровные плечи О., прыгает и обнимает его шею ногами, и изгибает спину, и вся, всем весом, лежит на одной его руке, когда он несет ее к постели, как официант с подносом.
– Хуф-ф.
– Хм-пф-ф.
– Выражать тысячу пардонов за мою аварию.
– Арсланян? Это ты?
– Это есть я, Идрис Арсланян. Кто же другой?
– Это Тед Шахт, Ид. Ты чего в повязке?
– Прошу, куда я прийти? Я стать дезориентированный на пролете ступенек. Я предать себя панике. Я чуть-чуть не снять повязку. Где мы есть? Я замечать много аромат.
– Ты прямо у качалки, в коридорчике у туннеля, но не в том коридорчике, который в сауну. Так чего в повязке-то?
– А источник звука истерического плача и стона, это?..
– Это там Антон Дусетт. У него там клиническая депрессия. Лайл пытается его взбодрить. Пацаны позлее пришли посмотреть, будто это развлечение. А мне стало противно. Когда кому-то больно, это не развлечение. Я свое оттягал, теперь отседа испаряюсь.
– Ты обращаться в пар?
– Всегда приятно с тобой столкнуться, Ид.
– Помедли. Прошу, руководить меня наверх или в раздевалку, для уборного посещения. Повязка на моих глазах – эксперимент со стороны Торп. Тебе известно о зрительно отсталый игрок, который поступить?
– Слепой который? Из какого-то Мухосранска, штат Айова? Демпстер?
– Димфна.
– Он не будет учиться до следующего семестра. Инк сказал, наверху сказали, он в академе. Дуральный отек или что-то такое.
– Хотя возраста только девяти, в рейтинге из категории двенадцати и ниже он иметь высокий рейтинг. Это говорить тренер Торп.
– Ну, для слепого пацана с жидким черепом у него неплохой рейтинг, Ид, да.
– Но Дифмна. Я слышать Торп говорить, что высота рейтинга может покоиться на самой слепоте как таковой. Торп и Техас Уотсон были люди, которые найти этого теннисиста.
– Я бы сейчас на твоем месте не стал произносить имя Уотсона у качалки.
– Торп сказать, что его величие игры, которое они найти, заключаться в предвосхищении. Дифмна прибывать на потребное расположение задолго до мяча теннисного оппонента, через предвосхищение.
– Я знаю, что такое предвосхищение, Ид.
– Торп сказать мне, что это величие предвосхищения в слепых есть изза слуха и звука, потому что звуки есть лишь… вот. Прошу прочесть комментарий, который я аккуратно нанести на этот лист сложенной бумаги.
– «Звук есть лишь „вариация интенсивности", – Троп». Троп?
– Это означать Торп, в возбуждении. Он сказать, что человек можеть, посильно, оценить ВУВС 236 теннисного оппонента детальнее на ухо, чем на глаз. Это экспериментальная теория Торпа. Это объяснять, почему Димфна высокого рейтинга всегда переносится как по колдунству на необходимое место, где надлежит пасть мячу. Торп говорить это в убедительной манере.
– Посильно?
– Что слепец способен оценить необходимое место падения по интенсивности звука мяча от струн теннисного оппонента.
– Вместо того, чтобы увидеть контакт и потом в воображении продлить траекторию, как приходится нам, несчастным зрячим калекам.
– Я, Идрис Арсланян, есть заворожиться сказанием Торпа.
– Отсюда и повязка.
– Я, следовательно, экспериментировать с добровольной слепотой. Вострить ухо в силе интенсивности в игре. Сегодня на игре против Кита я носить повязку.
– Как прошло?
– Не так хорошо, как я возлагать. Я часто смотреть некорректная сторона для игры. Я часто оценивать интенсивность мячей, битых на прилежащих кортах, и бежать на прилежащие корты, вмешиваться в игру.
– То-то мы удивлялись, что там за бардак у 14-летних.
– Торп в ободрении сказать, что вострить ухо – процесс времени.
– Ну ладно, пока, Ид.
– Стой. Жди прежде ухода. Прошу, руководить меня в уборную. Тед Шахт? Ты здесь на данный миг?
– Ты здесь на данный миг? Я очень…
– О-оп, ты смотри, куда прешь, господи боже.
– Кто это, прошу.
– Трельч, Джеймс Л., слегка согнувшийся.
– Это есть я, Идрис Арсланян, в вискозном платке как повязке поперек черт моего лица. Я есть дезориентированный и сильно желать уборной. Также интересоваться, что проистекать в качалке, где Шахт заявлять, вы все наблюдать Дусетт рыдать в клинической депрессии.
– Аб-бла-мись! Я прикалываюсь, Арс. На самом деле это Майк Пемулис.
– Значит, ты, Майк Пемулис, сейчас можешь задавать себя вопросом, зачем поперек Идриса Арсланяна повязка.
– Какая повязка? Арс, ты что, тоже в долбаной повязке?
– Ты, Майк Пемулис, также носить повязку?
– Да стебу я тебя, братец.
– Я стать дезориентированный на лестнице, затем иметь общение с Тедом Шахтом. Я подозревать, мне не надо доверять твоему чувству смеха, чтобы просить руководить меня наверх.
– Ты бы лучше сходил на ощупь и глянул одним глазком, какими литрами стрессового пота Лайл упивается с Антона («Сопли») Дусетта, Арс.
– Дусетт есть двуручный игрок, чья родинка кажется быть субстанция из ноздри, производя своим видом клиническую депрессию Дусетта.
– По родинке в точку. Только в этот раз Сопля депрессует не из-за нее. Эту депрессию мы решили назвать не депрессией, а тревожной депрессией.
– Можно иметь разные депрессии?
– Ох, как же ты молод, Арс.
