когда они с Грином столкнутся в проходе на «Посиделках субботним вечером» или оба разом потянутся за одним бутербродом на лотерейном перерыве в «Белом флаге», или окажутся в одной очереди в душ, полуголые, в полотенцах? Что, если он Грина, типа, заденет, а Грин потом переедет в трехместную спальню к Ленцу, пока Ленц еще там, и им придется жить в одной комнате и постоянно контактировать? А если Ленц подсластит обиду, признавшись Грину, что тот ему нравится, куда смотреть-то на хрен во время признания сраного? Если надо отиксить самочку – тут у Ленца нулло проблемо, куда смотреть. Без проблем заглянет сучке в глаза до самой души, да так искренне, будто весь умирает изнутри. Или, типа, убедить бразильца с плохой кожей, что он не разбавлял полкило Инозитолом ²³¹ в трех отдельных случаях. Или под кайфом: ноль проблем. Под кайфом у него нет проблем сказать кому-нибудь, что он ему нравится, даже если правда нравится. Потому как это его подзаряжало напряжением, перевешивающим то нервирующее напряжение, которое может повиснуть в воздухе между людьми. Пара дорожечек – и никакого стресса в том, чтобы сказать Брюсу Г. со всем уважением свалить, заняться своими делами, пойти поиграть на проезжей части, пойти поиграть с бензопилой, пойти в сторонке покурить, что Ленц его всячески уважает, но ему надо отправиться в городскую ночь в одиночку. В общем, после инцидента с кошкой, поносом и парой крепких слов с Д. Р. Глинном, который сползал, держась за живот, по южной стене коридора на втором этаже, Ленц решает, что все, приехали, и идет, и отрывает квадратик фольги с промышленного рулона, который Дон Г. держит под эннетовской раковиной, и берет и достает полграмма, ну максимум грамм из НЗ в хранилище, которое он вырезал в «Принципах естественных лекций». Это вам не всяческие стандартные сценарии рецидива – Бинг является медицинской поддержкой для того, чтобы уверенно поделиться с Грином потребностью в прогулочном одиночестве, дабы решить проблемы ранней трезвости до того, как они во весь рост встанут на пути духовного роста, – Ленц примет кокаин как раз в интересах трезвости и роста.

Ну и в общем, типа, стратегически, в среду на собрании Бруклайнской молодежи на Бикон рядом с веткой на Ньютон, на лотерейном перерыве, в 21:09, Ленц тушит слюнявым пальцем бычок, и аккуратно убирает назад в пачку, и зевает, и потягивается, и быстренько проверяет пульс, и поднимается, и небрежно фланирует к туалету для инвалидов с дверью и замком, да здоровой такой какой-то колыбелью на сральнике, чтобы калекам проще было садиться, и занюхивает, типа, где-то две, ну может, три дорожки Бинга, насыпанных от души на крышку бачка, и протирает крышку влажными бумажными полотенцами и до, и после, иронически свернув тот самый хрустящий бакс, который принес для сегодняшнего сбора, и употребив, и тщательно прочистив затем пальцем, и растерев этим пальцем десны, и затем закинув голову перед зеркалом, чтобы поискать в почковидных ноздрях орлиного носа зацепившиеся в ухоженных волосках улики, и чувствуя горечь на задней стенке замерзшего горла, и развернув чистый свернутый бакс, и разровняв кулаком на краю раковины, и четко сложив ровно до половины предназначенного госказной размера, чтобы все улики, даже если кому-нибудь в голову придет свернуть бакс в трубочку, типа, уничтожить начисто. Затем профланировал назад с самым невинным видом, всегда зная, куда смотреть, и небрежно приподняв яйца перед тем, как сесть.

И потом, не считая время от времени гемиспазма рта и правого глаза, которые он скрывает за старыми темными очками и тактикой притворного кашля, вторая половина бесконечной болтологии собрания проходит, как сыр в масле, кажется ему, хотя он и выкурил почти всю дорогую пачку сиг за 34 минуты, и эти ханжиты из Молодежи АА справа, якобы на рядах для некурящих вдоль восточной стены, пометали в него взгляды неодобрительного содержания, когда он вдруг обнаружил, что одна сига догорает в маленькой жестяной пепельнице, а сразу две – дымят у него во рту, но Ленц сумел свести случай на нет с беспечным апломбом, сидя как ни в чем не бывало в авиаторах, скрестив ноги и раскинув руки в пальто на спинки пустых стульев по соседству.

Ночные звуки городской ночи: ветер с порта кружит по кривому асфальту, шорох и блеск проезжающих машин, смех ТП в квартирах, вой нетронутой кошачьей жизни. В порту заходятся гудки. Удаляющиеся сирены. Крики заблудившихся над сушей чаек. Где-то далеко – разбитое стекло. Сигналы машин в пробке, споры на разных языках, еще разбитое стекло, бегущие ботинки, женский то ли смех, то ли крик кто знает как далеко, из-за сетки улиц. Собаки охраняют свои собачьи дворы, когда они проходят мимо, гремящие цепи и шерсть дыбом на загривке. Ортопедические цокот и топот, видимое дыхание, хруст гравия, скрип кожи Грина, чик миллиона городских зажигалок, далекий туманный гул ATHSCME, направленных на самый что ни на есть север, лязг и звон брошенного в помойку мусора, и шелест оседающего мусора в помойках, и шуршанье ветра по острым краям помоек, и безошибочные лязг и звон помоечных археологов, копателей, выискивающих в контейнерах банки и бутылки, – районный пункт приема тары находится в Западном Брайтоне и даже гордо делит одну витрину с алкогольным магазином «Мир Алкоголя», так что копатели могут в один прием как бы и сдать, и поддать. Что Ленц находит отвратительным до максимума, и о чем делится своими чувствами с Грином. Ленц вслух замечает, как неизбывательно ироничны средства, через которые воплощаются в жизнь обещания «Вычистить наши урбанистические города» Славного Крунера.

Шумы паралаксируют по всей мигающей урбанистической сети, по ночам. Мохнатый смог всяческих монооксидов. И куда же без поганого вонючего ветра с Залива. Миниатюрные распятия навигационных огней приземляющихся самолетов, опережающих собственный рев. Вороны на деревьях. Куда же без всяческих стандартных сумеречных шорохов. Освещенные окна первых этажей набрасывают половички света на свои дворы. Лампы на крыльце, которые автоматически включаются, когда проходишь мимо. Элегия сирен где-то к северу от Чарльз. Голые деревья скрипят на ветру. Это государственная Птица Массачусетса, делится он с Грином, – полицейская сирена. Служить и Верещать. Плач и крики изза кто знает скольких кварталов, с кто знает какой целью. Иногда один крик кончается началом другого крика, высказывает мнение он. Видимое дыхание, радужные кольца уличных фонарей и фар в этом дыхании. Если только эти крики все-таки не смех. Мать самого Ленца смеялась так, будто ее жрут заживо.