Дэй как-то читал какую-то книжку в бумажной обложке по проблемам реабилитации, в которую Ленц в их спальне заглянул однажды днем, пока Дэй с Юэллом и Эрдеди затирали друг другу свои задротские байки внизу, завалившись на матрас Дэя в ботинках и стараясь пропердеть матрас, насколько это возможно: одна строчка привлекла внимание Ленца: что-то там, дескать, чем более Бессильным себя чувствует индивид, тем более вероятна склонность к проявлениям насилия с его стороны, – и Ленц нашел это наблюдение здравым.
Единственная серьезная препона в использовании «Браунинга Х444» – Ленцу приходится обязательно заходить псу за спину, прежде чем перерезать глотку, потому что кровотечение в своей интенсивности дальнобойное, а Ленц и так уже во втором пальто «Р. Лоран» и третьей паре темных шерстяных брюк.
Затем однажды, под Хеллоуин, в переулке за «Ликероводочным Бланчарда» у площади Юнион в Оллстоне, Ленц натыкается в этом пустынном переулке на уличного пьяницу в пожеванном пальто, который отливает на помойку, и Ленц визуализирует старика одновременно с перерезанным горлом и в огне, пляшущего по асфальту и колотящего себя ладонями, пока Ленц приговаривает «Вот так», но ближе к подобному решению внутренних проблем больше не подходит; и, наверное, в его пользу говорит то, что еще несколько дней спустя после этой щекотливой ситуации он немного оторван от внешнего мира и не проявляет активности с животными в районе 22:16.
Ленц ничего не имеет против нового жильца Брюса Грина, и когда однажды воскресным вечером после «Белого флага» Грин спрашивает, можно ли ему прогуляться с Ленцем на прогулке домой после «Отче наш», Ленц отвечает: «Как хочешь», – и разрешает Грину прогуляться с ним, и также, в свою очередь, не проявляет этим вечером активности в интервале 22:16. Лишь после пары вечеров, когда Грин прогуливается до дома с ним – сперва с «Белого флага», потом из Святого Колумбы по вторникам и двойной дозы 19:00–22:00 «Делись и Молись» АН в Святой Е. и потом БМ по средам, когда Грин следует за ним как терьер от собрания к собранию и потом домой, – на Ленца начинает как бы нисходить, что эта тема с вечерней-городской-прогулкой-с-Брюсом-Г. угрожает вылиться в регулярную, сука, тему, и Ленца начинает нервировать неразрешенный Бессильный Гнев, который он уже так привык разрешать на ежевечерней основе, так что из-за невозможности свободно проявлять в одиночку активность с «Браунингом Х444» или хотя бы «Стил-саком» в интервал 22:16–22:26 напряжение начинает нагнетаться не хуже напряжения уровня Отмены. Но с другой стороны медали, у прогулок с Грином есть и позитивные аспекты. Например, Грин не жалуется из-за больших крюков, чтобы как можно дольше двигаться на север/северо-восток, когда это возможно. И Ленцу нравится иметь благодарного и внимательного слушателя; у него множество аспектов и воспоминаний, которые следует обдумать, и проблем для организации и обдумывания, и (как для большинства людей с предрасположенностью к натуральным стимуляторам) говорить для Ленца – все равно что думать. А большинство слушателей в Эннет-Хаусе не только неблагодарные, но и еще большие незатыкающиеся оральные говорители, только лезут в разговор со своими оральными мнениями, проблемами и аспектами: большинство жильцов – самые худшие слушатели из всех, кого Ленц встречал. Брюс Грин же, с положительной стороны медали, почти не раскрывает рта. Брюс Грин помалкивает, как надежные ребята определенного типа, которых лучше иметь с собой при себе на случай, если начнется махач, молчаливый, как бы самодостаточный. И при этом Грин не настолько молчаливый и безответный, как иногда с некоторыми тихими людьми, когда начинаешь сомневаться, это он благодарно слушает или просто погрузился в собственные эгоистичные мысли и даже не слушает Ленца, и т. д., считает его за радио, которое можно включить или выключить. У Ленца острое чутье на таких людей, и в его социальном активе их процент крайне низок. Брюс Грин же вставляет краткие подтверждения и «Да лан» с «Охренеть», и т. д., в нужных местах, чем демонстрирует свое внимание к Ленцу. А Ленц это уважает.
В общем, Ленц не то чтобы хочет просто отшить Грина, велеть заниматься своими делами, а его после собраний оставить, блядь, в покое, чтобы он дальше был в одиночку. Уладить это необходимо в более дипломатическом ключе. Плюс Ленц ловит себя на мысли, что нервничает из страха обидеть Грина. Не то чтобы он боится Грина в физическом смысле. И не то чтобы его заботит, что Грин окажется юэлловского или дэевского типа, из-за которого придется стрессово волноваться, вдруг он пойдет в Органы и настучит о местонахождении Ленца и все такое. Грин производит стойкое нестукаческое впечатление, а Ленц это уважает. В общем, ему не то чтобы страшно отшить Грина; скорее как-то нервно и не по себе.
Плюс Ленца беспокоит, что у него ощущение, будто Грину так или иначе будет по большей части все равно, и что Ленцу кажется, будто он нервно волнуется и стрессует из-за того, о чем Грин бы и думать не стал, и Ленца в совокупности приводит в бешенство, что в голове он понимает: нервное волнение из-за того, как дипломатизировать Грина, чтобы тот оставил его в покое, – необязательная трата времени и нервов, но бросить волноваться все равно не может, отчего только возрастает, в свою очередь, чувство Бессилия, которое Ленц не в силах разрешить «Браунингом» и мясным рулетом, пока Грин продолжает гулять с ним до дома.
А шизоидные кошки со свалявшимся мехом, которые шастают возле Эннет-Хауса, дерганые, невротичные и пугающиеся собственной тени, – чересчур рискованные, потому как жилицы всегда выстраивают с ними сентиментальные отношения. А золотистые ретриверы Пэт М. равноэквивалентны правовому самоубийству. В субботу ок. 22:21 Ленц нашел миниатюрную птичку, лысую и тонкошеюю, которая выпала из какого-то гнезда и безуспешно хлопала крылышками на лужайке блока № 3, и в Хаус зашел с Грином, и там сбросил Грина с хвоста, и вернулся на лужайку № 3, и посадил пташку в карман, и пошел, и швырнул
