Энн Киттенплан и две девушки с ежиками постарше сидят в одинаковых федорах с заломленными сзади полями, скрестив руки, правая рука Киттенплан забинтована. Мэри Эстер Тод втихаря проверяет контрольные работы. Глаза у Рика Дункеля закрыты, но он не спит. Кто-то специально в честь сегодняшнего случая нацепил на гостя – профи из сирийского сателлита – кепку «Ред Сокс», и профи из сирийского сателлита сидит с большинством проректоров, с потерянным видом, примотанным к плечу компрессом с регулируемой грелкой, вежливо отзывается о сравнительной аутентичности пахлавы миссис К.
Все собираются и все замолкает, не считая звуков слюноотделения и чавканья, и разносится сладко-пивной запах трубки тренера Штитта, и самой младшей ученице ЭТА Тине Эхт в гигантском берете поручается погасить свет.
Вещь Марио начинается без титров – только квазилинотипный текст, цитата из второй инаугурационной речи президента Джентла: «Пусть каждая страна, к какой мы не брезгуем обратиться, знает, что новое поколение американцев, готовых к приходу нового тысячелетия, выжгло наше прошлое» [110], грубо наложенный на фотопортрет персонажа, которого поистине невозможно перепутать. Это проецируется лицо Джонни Джентла, Славного Крунера. Это Джонни Джентл, урожденный Джойнером, ресторанный певец, ставший секс-символом молодежи, ставшим столпом фильмов категории Б, два долгих десятилетия известный под пренебрежительным прозвищем «Самый чистый человек в индустрии развлечений» (он чистюля мирового класса, в духе покойного Говарда Хьюза, в самом жестком духе, в духе людей с парализующим страхом перед воздушно-капельными инфекциями, в духе «либо-хирургическая-микрофильтрационная-маска, – либо-пусть-все-вокруг-носят-хирургические-шапочки-и-фильтрационные-маски, – и-браться-за-ручкидверей-только-с-прокипяченным-платком, – и-принимать-четырнадцатьдушей-в-день, – только-это-вообще-то-не-совсем-души, – а-такие-кабинки-с-гипоспектральным-облучением-от-«Дермалатрикс», которое-в-одну-ослепляющую-вспышку-сжигает-внешний-слой-кожи-и-ты-становишься-гладенький-и-стерильный-как-попка-младенца, – как-только, – понятно, – смахнешь-эпидермальный-пепел-прокипяченным-платком), затем ставшим промоутером в стерильном парике и большой шишкой в профсоюзах индустрии развлечений, вегасовский агент шлягеров и глава одиозной Гильдии бархатноголосых вокалистов – загорелого и побрякивающего золотыми цепочками профсоюза, который несет ответственность за семь месяцев одиозно ужасной «Живой тишины» 149, бесштрейкбрехерская солидарность и сценическая тишина которой поразили варьете и киноплощадки от Пустыни до побережья НьюЙорка больше чем на полгода, пока с руководством профсоюза не договорились на справедливую формулу компенсаций за некоторые ретроспективные пластинки и диски конца века, заказываемые по телефону из магазинов на диване в духе «Так что не забудьте позвонить до полуночи!» Потому впредь – Джонни Джентл, поставивший на колени GE/RCA [111]. И затем, в поворотный момент на рубеже веков очень мрачной эпохи США, он перешел в национальную политику. Крупные планы, склейки которых Марио сделал наплывом, принадлежат Джонни Джентлу, Славному Крунеру, основателю и знаменосцу новой, эпохальной «Чистой партии Соединенных Штатов Америки» – на вид необычное, но политически прозорливое круглостоловое братство ультраправых «на-оленей-с-полуавтоматом» джингоистов и крайне левых макробиотических «спасем-озон, – тропические-леса, – китов, – пятнистых-сов-и-
водоемы-с-высоким-фактором-кислотности» веганов с конскими хвостами, сюрреалистический союз одинаково разочарованных противоположностей – приверженцев Раша Л. и Хилари К., которые на первом своем Съезде (проведенном в стерильном помещении) вызвали у общественности и СМИ только здоровый смех, какая-то ларушевская [112] маргинальная партия, первым пунктом программы которой стало «Запустим наши отходы в космос» 150, какое-то послеперовское [113] национальное посмешище в течение трех лет, пока – палец в белой перчатке не отпускал пульс все более астматического, замазанного кремом от солнца и выбешенного американского электората – ЧП вдруг не одержала четырехлетнюю победу в таком разъяренном протестном припадке голосования, при виде которого UWSA [114], ларушевцы и либертарианцы отправились закуривать друг другу сигареты в некотором отдалении, а слоны и ослы [115] стояли по свои стороны баррикад и глупо хлопали глазами, как теннисисты в парном соревновании, каждый из которых был уверен, что у второго-то все под контролем, – две уважаемые мейнстримные партии расползлись по старым философским швам в самые мрачные времена, когда свалки забились с горкой, трава стала желтее, а дождь кое-где кое-когда не капал, а стучал, а также, не стоит забывать, в постсоветскую и – джихадскую эру, когда – отчего-то это оказалось даже хуже – не осталось достойной объединяющей Внешней угрозы, которую можно было бы бояться и ненавидеть, и США как бы обратились против себя, против своего философского переутомления и чудовищных благоухающих отходов, в припадке гневной паники, которая теперь, ретроспективно, кажется возможной только во времена геополитического превосходства и вытекающего из него затишья, утраты всякой зарубежной Угрозы, которую можно ненавидеть и бояться. Это неподвижное лицо на экране ЭТА – Джонни Джентл, звезда Третьей партии. Джонни Джентл, первый американский президент в истории, во время инаугурационной речи крутивший микрофон за провод. Новенькая свита в белой химзащите из Департамента неопределенных служб которого требовала от посетителей инаугурации чиститься, надевать маску, а затем пройти через ванночки для ног с хлоркой, как в бассейнах. Джонни Джентл, умудряющийся выглядеть по-президентски в микрофильтрационной маске «Фукоама», обращение к народу которого предвестило приход Чистой, Четкой Нации. Который дал слово очистить правительство, урезать бюджет, дать по рукам, вышвырнуть отходы, промыть наши химически неблагополучные улицы и почти глаз не смыкать, черт подери, пока не придумает, как избавить американскую психосферу от неугодного мусора отброшенного прошлого, вернуть «вольные янтари и пурпурные плоды» [116] культуры, которую он клянется избавить от токсичной скверны, удушающей наши шоссе, засоряющей наши обочины, заслоняющей наши закаты и загромождающей те гавани, в которых, судя по телерепортажам, на приколе стоят мусорные баржи, грязные и бесполезные среди волнующихся облаков толстопузых чаек и тех отвратительных синих мух, которые питаются говном (первый американский президент, всенародно сказавший «говно», бр-р), проржавевшие баржи, бороздящие бензиновые разводы прибрежных вод или лежащие на боку, вонючие, забитые и испускающие CO в ожидании открытия новых свалок и хранилищ токсичных отходов, которые Народ требует в каждом городе, кроме своего. Джонни Джентл, ЧП которого абсолютно откровенно призналось, что представляет обновление Америки как по сути своей эстетическое мероприятие. Джонни Джентл, давший слово стать,