Большую часть ранней истории Квебека про Картье, Роберваля, КапРуж, Шамплена и стайки урсулинок, укутавшихся в застывшие апостольники, где-то до Дня Организации Объединенных Наций Хэл находит сухой и однообразной, а джентльменские войны при париках и камзолах – напыщенными и абсурдными, как замедленный слэпстик, – хотя всех студентов заинтриговало на какой-то тошнотворный манер, как английский командующий Амхерст разобрался с гуронами, раздав бесплатные одеяла и шкуры, заранее аккуратно зараженные натуральной оспой.
– А-3 из до-14 Фелисити Цвейг нанесла абсолютный УГРАН по пивэшной Кики Пфефферблит на 7–6, 6–1, тогда как Гретхен Хольт заставила пи-вэшную Тэмми Тэйлор-Бинг пожалеть, что ее родители вообще бывали в одном помещении, 6–0, 6–3. 5-я Энн Киттенплан всеми правдами и неправдами вырвала первенство, 7–5, 2–6, 6–3 у Пейсли Стейнкамп, прямо по соседству с 6-й Джолин Криз, которая сделала с пи-вэшной Моной Гент то же, что делает тяжелый сапог с бледной поганкой, 2 и 2.
Салюкилицая Тьерри Путринкур откидывается в кресле, закрывает глаза, прижимает ладони к вискам и сидит так каждый выпуск РЭТА, который вечно раздражающе обрывает ее лекцию, из-за чего небольшой недочитанный отрывок «Отделения и возвращения» приходится переносить в начало другой пары и тратить время на составление двух планов урока вместо одного. Кислый саскачеванский паренек рядом с Хэлом весь семестр рисовал в тетради впечатляющие схемы автоматического оружия. В его открытом рюкзаке всегда можно заметить учебные дискеты, все еще в упаковке, но при этом тесты саскачеванец всегда решает минут за пять. Целую неделю до Хэллоуина они проходили период с Parti и Bloc Quebecois Левека 109 и начала Fronte de la Liberation Nationale 67 года до э. с. до нынешней эры Взаимозависимости. Чем ближе история подходила к настоящему моменту, тем тише и тише становился лекторский голос Путринкур; и Хэл, понимая, что эта тема куда более высококонцептуальная и менее унылая, чем он ожидал, – хотя в глубине души представлял себя максимально аполитичным, – тем не менее счел квебекско-сепаратистскую ментальность почти до невозможности закрученой, запутаной и непонятной американцам 110, плюс его одновременно привлекало и отталкивало то, что современные антионанские возмущения вызывали в нем тошнотворные чувства – не переливающуюся дезориентацию кошмаров или панику на корте, но влажное, вкрадчивое, муторное ощущение, будто кто-то читал письма Хэла, которые он вроде бы выбросил.
Гордые и надменные квебекуа мурыжили и даже терроризировали остальную Канаду по вопросу отделения испокон веков. Только возникновение ОНАН и джерримендеринг Великой Выпуклости (держите в уме, что Путринкур – канадка) привлекли внимание самых худших и озлобленных инсургентов со времен FLN к югу от границы. Онтарио и Нью-Брансуик же безропотно снесли континентальный аншлюс и территориальную Реконфигурацию. Некоторые крайне правые в Альберте тоже не обрадовались, но крайне правым из Альберты вообще не угодишь. Именно гордые и надменные квебекцы занялись нытием 111, и именно инсургентские ячейки Квебека слетели со всех политических катушек.
Квебекские антионанские – а следовательно, – американские – separatisteurbi – террористические ячейки, сформированные в те времена, когда врагом еще была Оттава, оказались далеко не славной компашкой. Ответственность за первые неигнорируемые удары взяла на себя тогда еще никому не известная террористическая ячейка 112, которая по ночам прокрадывалась из региона Папино, засоренного ЭВД, и приволакивала огромные зеркала на опасные узкие серпантины адирондакских перевалов американского межштатного шоссе 87 к югу от границы и люцитовых стен. Наивные эмпирики-автолюбители, направляющиеся на север, – а добрая половина из них – военный и онанский персонал, так близко от Впадины, – видели надвигающиеся фары и думали, что какой-то дурень-самоубийца или канадец пересек разделительную и летит прямо на них. Они мигали дальним светом, но, судя по всему, надвигающийся дурень просто мигал в ответ. Американские автолюбители – с которыми обычно шутить не стоит, когда они за рулем, это факт хорошо известный – храбрились, сколько это возможно в здравом уме, но перед самым столкновением с надвигающимися фарами всегда дико крутили руль, слетали с безобочинного I-87, закрывали голову рукой на обычный вопящий предаварийный манер и кувырком летели в адирондакскую пропасть в многолепестковом бутоне высокооктанового пламени, и тогда никому неизвестная квебекская террористическая ячейка убирала огромное зеркало и везла его обратно на север по проселкам без КПП в засоренное злачное подбрюшье Квебека до следующего раза. Только к концу Года Медицинских Подушек «Такс» люди поняли, что несчастные случаи связаны с этой дьявольской ячейкой. А больше двадцати месяцев растущие горы оплавленных обломков на дне адирондакских пропастей считались либо самоубийствами, либо необъяснимыми единичным случаями сна за рулем – по мнению Нью-нью-йоркских патрульных, которые отстегивали тесемки и почесывали затылок под широкими коричневыми шляпами, озадаченные таинственной дремотой, находящей на адирондакских автолюбителей на, казалось бы, довольно адреналиновых горных перевалах. Директор новообразованного Департамента неопределенных служб Соединенных Штатов Родни Тан настоял, к своему великому конфузу впоследствии, на трансляции в северном Нью-Нью-Йорке по «ИнтерЛейсу» серии социальных реклам «не-садись-за-руль-если-невыспался». Но именно настоящая американская без пяти минут самоубийца из Скенектеди, агент по продажам «Амвэй» с критической зависимостью от Валиума, которая зависла на бензодиоксановом краю бездны и, по свидетельствам, моталась по всей дороге, как пьяная, увидела во внезапных надвигающихся фарах на дороге благословение, и зажмурилась, и газанула прямо им, фарам, навстречу, отпустив руль напрочь, в итоге разбрызгав стекло и микронизированное серебро по всем четырем полосам, – обычный гражданин, «Разбивший иллюзии», «Совершивший прорыв» (заголовки СМИ) и проливший свет на первые осязаемые доказательства антионанского заговора в Квебеке, который оказался куда хуже, чем обычный исторический сепаратизм.
Первое рождение второго сына Инканденц стало неожиданностью. Высокая и ослепительно сногсшибательная Аврил Инканденца не проявляла никаких признаков беременности, кровоточила как по часам; ни геморроя, ни набухания желез; ни геофагии; внешность и аппетит в норме; пару раз утром тошнило, но в наше время с кем не бывает?
Но в один ноябрьский, залитый железным светом вечер на седьмом месяце скрытой беременности она замерла – Аврил, – облокотившись на длинную руку мужа, когда они поднимались по кленовой лестнице особняка в Бэк-Бэй, который скоро покинут, замерла, частично повернулась к нему, позеленевшая, и открыла рот, не издав ни звука, что само по себе говорило о многом.
Муж, бледнея, взглянул на нее:
– Что такое?
– Больно.
Было больно. Несколько ступенек позади них блестели от отошедших вод. Джеймсу Инканденце показалось,
