Стоит ли говорить, что у теннисной команды Бостонского университета не было ни чирлидеров, ни групп поддержки с жонглерами – это особая привилегия больших видов спорта, которые вообще-то привлекают зрителей. Ну это, в принципе, понятно.
Теннисный тренер перенес решение Орина нелегко, и Орину пришлось передать ему салфетку и постоять рядом пару минут под постером Большого Билла Тилдена, – который стоял со взглядом доброго дядюшки в длинных белых штанах времен Второй мировой и трепал по затылку боллбоя, – глядя, как вымокает и просмаркивается насквозь салфетка, тем временем пытаясь разъяснить, что значит «выгорел», «выхолощенная шелуха» и «морковка». Тренер все переспрашивал, значит ли это, что мать Орина больше не придет смотреть тренировки.
Уже бывший партнер Орина, косоглазый и в гомосвитере, но в целом приличный парень, был наследником «Фермерского мяса Никерсон» и упросил отца с раздвоенным подбородком и солидными связями в БУ сделать «пару звоночков» с заднего сиденья своего темно-зеленого «лексуса». Старшего футбольного тренера БУ, босса-«Терьера», оклахомца в изгнании, который реально ходил в свитере с вырезом под горло и свистком на шее, заинтриговал размер левой руки, протянутой (невежливо, но интригующе) во время знакомства, – то была теннисная рука Орина, размером почти с бидон; вторая же, с вполне человеческими пропорциями, скрывалась под спортивной курткой, тактически наброшенной на широко расправленное правое плечо.
Но с наброшенной курткой в американский футбол играть нельзя. А реальная скорость Орина проявлялась только в трехметровых боковых рывках. А потом еще оказалось, что идея прямого физического контакта с оппонентом так глубоко укоренилась в его сознании как чужеродная и ужасающая, что попытки Орина, даже на дублирующих позициях, выглядели неописуемо жалко. Его обозвали задохликом, затем маменькиным сыночком, а потом самым что ни на есть ссыклом. Наконец ему сказали, что, судя по всему, у него, видимо, на месте, где должны быть яйца, болтается пустой мешок, и если он не хочет расстаться со стипендией, то не стоит казать носа из второстепенных видов спорта, где то, что бьешь, не дает сдачи. Тренер наконец даже схватил Орина за маску шлема и ткнул пальцем на ворота южного туннеля стадиона. Орин ушел с поля на юг в одиночку и безутешный, со шлемом под тощей правой рукой, даже без тоскливого взгляда через плечо на СКОЗу группы поддержки, упражнявшуюся в шпагатах с вращающимся в воздухе жезлом в щемящей сердце дали под северными воротами гостевой команды.
В чем АА из метрополии Бостона правы, хоть и банальны, – что и поцелуи, и зуботычины судьбы иллюстрируют изначальное личное бессилие отдельного человека перед действительно значимыми событиями его жизни 100: т. е. почти все важное, что с тобой происходит, происходит не благодаря твоим планам. Судьба не звонит заранее; судьба всегда высовывается такая из переулка в плаще и говорит «Пс-с», чего обычно даже не слышишь, потому что слишком торопишься на или с чего-нибудь важного, что пытался спланировать. Судьбоносное событие, произошедшее в то момент с Орином Инканденцой, заключалось в том, что он просто хмуро шел под воротами команды хозяев и входил в тень зева южного туннеля, когда откуда-то позади, с поля раздался громкий и зловеще ортопедический хруст, плюс затем вопль. Оказалось, что лучший защитный тэкл БУ – 180-килограммовый будущий профи, беззубый любитель раскрасок, – во время тренировки бросков к пантеру спецкоманд не просто заблокировал удар университетского пантера, но и совершил серьезную ошибку в расчетах, не остановился вовремя и врезался в хилого бедолагу без щитков со все еще задранной над головой ногой в бутсе, рухнул на него мешком и переломал в ноге пантера все что можно, от тазовой кости до плюсны, с жутким крупнокалиберным треском. Две мажоретки из поддержки и один водонос лишились чувств от одних только криков пантера. Заблокированный мяч срикошетил от шлема тэкла, безумно заскакал и укатился без присмотра в самую тень южного туннеля, где Орин обернулся посмотреть, как пантер корчится, а лайнмен поднимается с пальцем во рту и виноватым выражением. Тренер защиты отключил микрофон, бросился и с очень близкого расстояния засвистел в свисток на лайнмена, без остановки, пока огромный тэкл не расплакался и не стал колотить себя по лбу ладонью. Так как рядом никого не оказалось, Орин подобрал заблокированный мяч, на который ему нетерпеливо указывал со своей скамьи у середины поля старший тренер. Орин держал футбольный мяч (отношения с которым во время проб у него сложились не очень), чувствуя его странный овальный вес, и смотрел на санитаров с носилками, пантера, ассистентов и тренера. Слишком далеко, чтобы бросать, и уж точно Орин не поплетется еще раз один вдоль боковой линии туда и обратно под далеким зеленым взглядом жонглерши, завладевшей его ЦНС.
То, что Орин за всю свою жизнь ни разу не пинал мяч любой формы до этого поворотного момента, стало незапланированным и какимто трогательным откровением, которое тронуло Джоэль ван Дайн куда сильнее, чем статус или рекорды времени мяча в полете.
И но в этот самый миг, когда изо ртов повыпадали свистки, а люди тыкали пальцами, и под тем самым зеленым и подернутым дымкой разбрызгивателей взглядом Орин открыл для себя в американском футболе новую нишу и
