Я хватаю бутылку и рывком откручиваю крышку, потом наливаю стакан, добавляю лед и жадно выпиваю. Если бы я мог впрыснуть алкоголь себе в вены, то сделал бы это.
Я несу бутылку к своей сумке и сажусь на пол. Закрыв глаза, вспоминаю другую ночь: облака закрывают небо, тьму разрезают красные, зеленые, белые полосы, рука Хартли в моей руке. Она смеется. Ее лицо так близко, что у меня поднимается давление в крови – и не только оно.
Прошло чуть меньше двух недель. В кабинке колеса обозрения до сих пор ощущается аромат ее духов. Я по-прежнему чувствую ее шелковистые черные волосы между пальцами. Ее мятный блеск для губ щекочет мой язык. Я представляю себе, что она здесь, что под ее легким весом я опускаюсь на дешевый линолеум. Что ее пальцы расстегивают пуговицы и молнии, что мои – снимают одежду с ее восхитительного тела. Я опускаю руку к своим штанам, но рука на собственном члене лишь усиливает ощущение полного одиночества.
Почему мы не можем вернуться на две недели назад, когда мой брат был в сознании, а Хартли помнила меня? Я делаю большой глоток, потом еще один, и так до тех пор, пока очертания дня не растворяются, а мрак не становится разноцветным вихрем.
Глава 19
ХартлиЯ решаю поехать в библиотеку. Несмотря на поздний час, там весьма многолюдно.
– Через тридцать минут мы закрываемся, – грубовато сообщает мне долговязый подросток. Я киваю и плотнее кутаюсь в свою куртку.
Вообще-то, эта куртка не моя, а Истона Ройала, которую он дал мне тем вечером, когда Фелисити и Кайл устроили мне засаду во «Френч-Твист». Я так и не вернула ее. У меня нет телефона, но это же Бэйвью. Здесь все знают Ройалов, так что можно было бы легко выяснить, где он живет. Я могла бы поехать туда прямо сейчас и положить его куртку на крыльцо у входной двери.
Я провожу пальцем по молнии и уже в сотый раз утыкаюсь носом в воротник. С каждым разом, как надеваю куртку, запах становится слабее, но я не могу заставить себя перестать ее носить. Я обязательно верну, только не сегодня.
Натянув кожаный воротник на подбородок, я вбиваю в поисковую строку название лекарства, которое вынуждена принимать Дилан. Читаю, что оно применяется для лечения биполярного расстройства и мигреней, и если принять слишком много таблеток, то можно умереть. Я стараюсь не волноваться раньше времени, потому что в интернете любые симптомы рано или поздно приводят к смерти. Поэтому медицинские сайты лучше вообще не открывать. Вы приняли таблетку? Если да, то вы умрете. Вы не приняли таблетку? Если да, то вы умрете.
Но все-таки меня не покидает ощущение тревоги, и я продолжаю поиски, стараясь узнать как можно больше за короткое время до закрытия библиотеки. Я прямо-таки ощущаю неприязненный взгляд дежурного, сверлящий мне спину.
Я читаю про биполярное расстройство, и многое в поведение Дилан становится на свои места. По-видимому, ей все-таки нужны лекарства, и если она действительно не принимала сегодня таблетки, то от того количества, что заставил ее проглотить папа, с сестрой ничего не будет. Но отец жутко напугал меня. Наверное, единственное решение здесь – следить, чтобы Дилан принимала свои таблетки. Тогда папа не будет выходить из себя, а Дилан перестанет страдать от резких и изнурительных перепадов настроения.
После этой полезной информации мне становится немного легче.
– Мы закрываемся через пять минут, – доносится из громкоговорителя.
Я быстро стучу пальцами по клавиатуре. Стоит ли мне проверять сообщения, чтобы узнать, ответила ли кузина Дженнет? Нет, я приняла решение не изводить себя больше расспросами. К тому же не хочу сердить библиотечного дежурного. Закутавшись в кожаную куртку Истона, я с виноватым видом выхожу и семеню к машине.
Запустив двигатель, понимаю, что при мысли о возвращении домой у меня по коже бегут мурашки. Но в Бэйвью мне все кажется таким незнакомым! Может, это связано с потерей памяти, а может, и с тем, что я три года здесь не жила. Нет таких мест, где я могла бы обжиться, которые могла бы считать своими. Нет таких мест, где я могла бы спрятаться, где могла бы дать волю чувствам, поплакать или порадоваться.
Я вдруг вспомнила про пирс, но это было не воспоминание прошлого, а воспоминание о фотографии, которую я видела. О нежности, с которой обнимал меня Истон, как он склонился надо мной, словно хотел защитить от камней, которыми бросается в меня жизнь. Я провожу языком по губам, гадая, каково это, когда тебя целует Истон Ройал? Что я чувствовала, когда его рука обхватила мой затылок, удерживая мою голову на месте? Это был наш первый поцелуй или последний?
В груди появляется странная тупая боль, и несмотря на страдания и тревоги, заполонившие все мои мысли, я рада ей. Это уже что-то.
Я завожу машину, отключаю голову и просто еду, куда глаза глядят. Еду по Шорвью, которая тянется параллельно береговой линии. Здесь сплошь белые заборы и кусты магнолии, иногда перемежающиеся с воротами или длинными подъездными дорожками. Но эти виды не вызывают никаких воспоминаний. Я еду дальше, туда, где улицы становятся у́же, лужайки – все меньше и меньше, пока не исчезают совсем, и остаются лишь асфальт, пыль и гравий.
В восточной части города все здания невысокие. В некоторых окна заколочены досками. Машины на улицах сплошь старые, а свежий воздух океана поменялся на смесь из запахов газа, сгоревшего масла и мусора.
В итоге я останавливаюсь перед небольшим двухэтажным домом с наружной лестницей, которая, кажется, может рухнуть в любой момент. Здание увешено фонариками сверху донизу. Неприятный запах со стороны боковой аллеи настолько силен, что чувствуется даже через закрытые окна машины. На крыльце сидит лысый мужчина в куртке и резиновых сапогах и курит сигарету. Не знаю зачем, но я вылезаю из машины.
– Привет, девочка! – обращается ко мне мужчина между затяжками. – Думал, ты уже никогда не вернешься.
Когда до меня доходит, что именно он сказал, я, запутавшись от волнения в собственных ногах, подхожу к нему.
– Я попала в аварию. Попала в аварию и… – Я запинаюсь, не зная, признаваться ли ему в том, что потеряла память. Насколько он опасен? Откуда
