– Невероятно! М-да, гибкость еще не вернулась, но в целом… Нет, это просто поразительно.

Кашлянув, Тереза указал на ноги толстухи:

– КОЖА КАМЕНЬ НЕТ. ХОРОШО.

И в самом деле, черная корка, покрывавшая правую ногу, отвалилась, как только вождь поджала пальцы.

Муг, рассмеявшись, захлопал в ладоши:

– Прекрасно! Великолепно! – Он обернулся к друзьям. – Это из-за бодяги. Нет, я почти уверен, что это все из-за той самой травки. Ведь и у Матрика рука зажила, и крыло у Саббаты, и твой сломанный нос, Клэй! Больше не болит, правда ведь?

Клэй заморгал:

– Правда.

С самого утра он и не вспоминал о сломанном носе, а сейчас осторожно прикоснулся к нему и обнаружил, что боль исчезла. Правда, нос как был кривым, так и остался, но его столько раз ломали, что и с кривым жить не страшно.

– А ты… – начал он и тут же осекся. А что, если это все-таки не из-за бодяги? Может быть, Муг просто обманывается, питает напрасные надежды, которые вот-вот пойдут прахом?

– Ну да, я тоже курил травку, – кивнул волшебник и перевел взгляд на свою левую ногу. – Столько всего произошло, что… то есть я пока не чувствую ничего особенного, но…

Муг замер, и Клэй сообразил, что волшебник готовит себя к очередному разочарованию. Медленно, как испуганный ребенок, заглядывающий под кровать в поисках буки, Муг нагнулся, обеими руками стянул с ноги мягкий кожаный сапог и осторожно снял носок.

Лицо его напряженно сморщилось, будто смятая бумага, – и тут же разгладилось. Он открыл было рот, но не смог ничего произнести.

Клэй сказал за него:

– Черногниль исчезла.

– Исчезла… – Муг, словно до этого и не дышавший, длинно, натужно выдохнул и закрыл глаза.

Потом волшебник долго сидел с сапогом на коленях. Лицо его, освещенное тусклым сиянием тлеющего костра, выражало все сразу: и облегчение, и изумление, и совершеннейшее отчаяние.

– Ох, сколько лет прошло в напрасных поисках, – наконец простонал он. – А сколько бесплодных усилий! Я же знал, я всегда верил, что выход есть! И вот он нашелся. Подумать только, лекарство от черногнили! – удивленно хохотнул он. – Больше не нужно ждать долгой, мучительной смерти. Больше не нужно беспомощно смотреть, как страдают люди. Теперь всех можно спасти.

Он горько рассмеялся, а потом растянул губы в кривой, надломленной улыбке, которая постепенно превращалась в горестный оскал. В глазах Муга стояли слезы.

– А я ведь мог его спасти, – всхлипнул он, спрятал лицо в узких ладонях и зарыдал.

Клэй хорошо знал, кого имел в виду Муг. Фредрик умер девятнадцать лет назад. Его смерть нанесла волшебнику глубочайшую рану, залечивать которую он не собирался.

Сейчас Муг изливал скорбь, копившуюся в нем годами. Приятели молчали, а вождь людоедов, безразличная ко всему, шумно обгладывала куриную ногу.

«Вот так всегда, – подумал Клэй. – Жизнь – странная штука, смешная, непредсказуемая и часто жестокая: подлецы живут себе припеваючи, а уходят те, кому бы еще жить да жить.

Нет, не уходят, – поправил себя он. – Они продолжают жить в сердцах родных и близких, которые лелеют память об ушедших, как хрупкий зеленый росток на скудной земле. Наверное, это и есть бессмертие».

Вечером Костяные Морды устроили пир в честь «Саги». По мнению Клэя, это было очень любезно с их стороны, принимая во внимание, что за день до того Ганелон убил не только их лучшего бойца, но и еще пару десятков дикарей.

Вождь не покидала своего шатра. Тереза вынес волшебную шляпу Муга к соплеменникам, и те с удовольствием набросились на яства. Оказалось, что людоеды обожают новые впечатления, особенно когда дело касается еды.

Настроение Муга значительно улучшилось, – судя по всему, свою скорбь он упрятал глубоко туда, где волшебники обычно хранят такие чувства, или, как подозревал Клэй, не в душу, а куда-то в дальний уголок разума.

В конце концов Муг решил показать толпе ошеломленных дикарей, на какие чудеса способна его волшебная шляпа, и принялся извлекать из нее разнообразные лакомства: запеченную оленину, сочные стейки, жареных кур, приправленных душистыми специями, свиное филе, обернутое в бекон и фаршированное грибами. Детей он угостил бананами, сладкой клубникой, гроздьями черного винограда и огромным арбузом, который ребятишки тут же раскололи, будто череп врага. Не забыл Муг и о сладостях – заварном креме, кексах и пирогах. Было здесь и мороженое – излюбленное лакомство нармерийцев вообще и Ганелона в частности, который съел целых три плошки.

Естественно, плошками служили человеческие черепа.

Узнав о невероятном исцелении своего давнего приятеля, Матрик пришел в приподнятое расположение духа, и радости его прибавилось, когда Кит сообщил ему добрые вести. Покидая «Срамной престол» по настоянию дикарей, гуль прихватил с собой не только свой драгоценный батингтинг, но и бутылку шестидесятилетнего тариндианского рома и Грейси, кинжал, который Матрик случайно уронил на палубу. От счастья агрийский король-изгнанник поцеловал ревенанта прямо в губы.

Поклонники толпой окружили Живокость и выстроились в очередь, чтобы вручить ей богатые дары в надежде уговорить диву расстаться со спутниками и нарожать людоедам побольше младенцев. Среди разнообразных сокровищ были ожерелья из крысиных черепов и шаль, связанная из человеческих волос. Один дикарь благоговейно поднес ей мешочек с обрывком иссохшей кожи.

– А это что? – с вежливой улыбкой спросила дива.

– Его крайняя плоть, – пояснил Муг, жуя пирог.

Улыбка исчезла с лица дивы, как снежок в жерле вулкана. Вне себя от ярости, Живокость сунула кожу в мешочек и швырнула его в костер. Людоед, насупившись, смотрел, как горит его сокровище, явно сожалея, что не подарил его той, кто смогла бы оценить его по достоинству.

Гэбриель сидел поодаль от всех, почти не притрагиваясь к еде, и встревоженно глядел на закат, догорающий над дальними горами на западе.

На заре все жители становища вышли провожать «Сагу». Волшебную шляпу по-прежнему передавали из рук в руки. Дикари радостно грызли утиные крылышки, набивали рты свежим хлебом, ели соль и сахар из горсти. Какая-то старуха прижимала к груди огромную рыбину, время от времени облизывая чешую.

Поначалу Клэй порывался что-то объяснить дикарям, но потом решил не вмешиваться. «Сами разберутся, – подумал он, глядя, как людоед с удовольствием жует неочищенный банан. – Когда-нибудь потом. Кто его знает».

Муг снова захандрил и мрачно поглядывал на эттина, прикованного к каменному столбу. Грегор с улыбкой помахал волшебнику, что-то шепнул на ухо брату, и Дейн тоже приветственно махнул рукой. Муг ответил тем же, а потом хмуро уставился на Гэбриеля.

– В чем дело? – спросил Гэб.

Волшебник молчал.

– Да что случилось?

Муг не ответил, только чуть выпятил нижнюю губу.

Гэбриель посмотрел на Клэя. Тот пожал плечами.

– Ладно, – вздохнул Гэбриель и обернулся к Мугу. – Скажи Терезе, что условия сделки изменились. Эттин пойдет с нами.

Напоследок Костяные Морды сделали банде самый лучший подарок. Племя худо-бедно провело в Жути невесть сколько лет, и дикари прекрасно изучили окрестности. Джереми, на лысине которого еще багровели ожоги от помета искришек, вызвался провести «Сагу» на запад тайными тропами, известными только людоедам. Путники двигались быстрым шагом, иногда даже бегом и благодаря уловкам Джереми ускользали от опасности и обходили препятствия в чаще леса.

Угрюмое настроение Гэбриеля постепенно менялось к лучшему. Шли дни, смутные очертания Императорской Мантии становились все отчетливее: в далекой заснеженной гряде уже можно было различить вершины отдельных гор. Клэй понемногу смирился с утратой летучего корабля. Да, их путешествие началось без особых приключений, можно сказать, успешно, но первая же гроза показала всю шаткость – точнее, валкость – кажущегося благополучия. На твердой почве путники уже не представляли для врага такую заманчивую мишень, как в небе, так что если кто-то и собирался их