– Приветствую вас, господа. Прошу прощения за то, что оставил корабль без присмотра, но наши радушные хозяева очень настойчиво зазывали меня в гости.
– Корабля больше нет, – сообщил Гэбриель. – Он сгорел.
Кит недоуменно поморщился, собираясь что-то спросить, но волшебник бросился к нему и сжал в объятьях:
– Я думал, ты покойник.
– Так ведь я и есть покойник, – пробормотал гуль.
Тереза вручил гостям плошки, наполненные чем-то, напоминающим вино. Клэй с опаской разглядывал свою, а Кит сделал крохотный глоток и заявил:
– Это кровь.
– Человеческая? – уточнил Муг.
Клэй изумленно уставился на него:
– Тебе это важно?
Волшебник озадаченно уставился в плошку.
– ИДТИ! – заорал Тереза и поманил гостей дальше.
Посредине шатра, в кострище, на тлеющих углях стояли черепа, набитые, судя по запаху, волшебной травкой Таяно. Из пустых глазниц валил дым. По другую сторону кострища, на груде черных мехов, возлежал вождь Костяных Морд. Клэй, весьма смутно представлявший, как именно должен выглядеть повелитель людоедов, с изумлением увидел перед собой голую бабу невероятной толщины и внутренне содрогнулся: это ж сколько мяса надо сожрать, чтоб так разжиреть?
Все тело людоедши покрывал слой мела; массивные конечности походили на толстенные колбасы, туго перевязанные на запястьях и щиколотках; огромные груди свисали просиженными подушками, а пухлый подбородок покоился еще на нескольких, не менее пухлых. Голову венчало замысловатое, на манер строительных лесов, сооружение из мелких костей, сквозь которые, будто плети вьюнка сквозь садовую решетку, пробивались спутанные черные кудри. В одной руке толстуха сжимала череп, выкрашенный алым и отполированный до блеска, а другую усердно разминала молоденькая прислужница.
– О грандуальские боги, – ахнул Муг. – Видите, что у нее с пальцами?!
Клэй присмотрелся внимательнее: пальцы толстухи скукожились и почернели, будто обугленные головешки. Внутренне содрогаясь от ужаса, Клэй сдержался и все-таки не произнес слова, отдававшегося в мыслях, как проклятие.
Черногниль.
Людоедша не просто захворала, а, считай, уже умерла. Муг уставился на пораженные черногнилью пальцы как на заклятого врага.
Старейшина опустился на колени и что-то прошептал на ухо толстухе. Она молча протянула ему алый череп. Тереза отошел к кострищу, приподнял верхушку черепа, набил его клейкими комочками бодяги и поставил на тлеющие угли. Как только из черепа повалили дымные клубы, старейшина выхватил его из кострища и отнес толстухе. Она взяла череп пухлой рукой, поднесла к лицу, глубоко затянулась дымом из мертвенного оскала и снова повалилась на мягкое меховое ложе, а потом, неторопливо выдохнув длинную дымную струю, что-то негромко сказала старейшине.
Тереза, не поднимаясь с колен, обратился к трем товарищам:
– ВОЖДЬ РАД ВЫ ПРИДТИ. НАДО МЕНЯТЬ.
– Что менять? – спросил Гэбриель.
– ВОТ ЭТОТ, – заявил старейшина, указывая на Кита. – МЕРТВЯК. ПЛОХОЕ МЯСО. НЕТ ЕСТЬ.
Гуль смущенно потеребил алый шарф на шее:
– Верно, я невкусный.
– МЕНЯТЬ ДРУГОЙ, – продолжил Тереза. – ОДИН ЗА ОДИН.
– Ты хочешь, чтобы мы обменяли Кита на… на кого-то еще? – процедил Гэбриель.
Тереза кивнул:
– ДА. МЕНЯТЬ БАБА-КРЫЛЬЯ.
– Они хотят, чтобы мы отдали им Саббату, – сообразил Клэй.
– Живокость, – поправил его Гэб. – Я не возражаю.
Тереза, просияв, сообщил вождю хорошую новость.
Муг с трудом отвел глаза от почерневших пальцев толстухи:
– Да ты что?! Как это – отдать им Саббату?!
– А кто такая Саббата? – спросил Кит.
– А что в этом такого? – вскинулся Гэбриель. – Она не с нами, и вообще она хотела нас убить, забыл, что ли?
– Ну да, но…
– Что – но? Она переменилась? А что будет, если она назад переменится?
– Я совершенно ничего не понимаю, – пробормотал Кит.
– Может, она и не переменится, – заявил Муг, стараясь убедить и себя, и Гэбриеля. – Таяно сказал, что она может остаться такой на всю жизнь.
– Или завтра станет прежней, – возразил Гэб. – Короче, Муг, выбор у нас невелик: или она, или зомби.
– Не зомби, а ревенант, – поправил его Кит, но ни Гэбриель, ни волшебник не обратили на него внимания.
– И что, мы ее вот так возьмем и отдадим? – возмущенно воскликнул Муг. – Ее же сожрут!
– НЕТ ЖРАТЬ, – вмешался Тереза. – НЕТ ЖРАТЬ БАБА-КРЫЛЬЯ.
Муг чуть успокоился, да и Гэбриель тоже несколько расслабился.
– БАБА-КРЫЛЬЯ РОЖАТЬ ДЕТИ, – добавил старейшина.
Муг в отчаянии всплеснул руками:
– Рожать?! Гэбриель, они хотят, чтобы она производила им приплод… И ты на это согласен?!
– С ней беды не оберешься.
– Нет, это с тобой беды не оберешься! – Муг ткнул пальцем в доспех Гэбриеля. – Тьфу, да клянусь вислыми мудями проклятого Отступника, даже со мной беды не оберешься. А Ганелон – тот и вовсе стихийное бедствие хреново… Ох, прошу прощения, – сказал он толстухе, но та вроде бы так ничего и не поняла. – Ну да, у Саббаты неприглядное прошлое. Велика важность. У нас у всех неприглядное прошлое, гордиться особо нечем.
Вспомнив о Ганелоне, заключенном в темницу собственного тела, Клэй сказал:
– Мы не отдадим Живокость… или как там ее, Саббату. Так поступать негоже.
Гэбриель устало вздохнул:
– Ладно, уговорили. Значит, оставляем им Кита?
– По-моему, мы это уже обсудили, – сказал гуль. – Вдобавок я плохо приспособлен к деторождению.
– Никого мы не оставляем, – заявил Клэй.
– Что ж, тогда будем драться, – сквозь зубы процедил Гэбриель и вгляделся в дымный сумрак шатра, пытаясь пересчитать охранников.
Вообще-то, Клэй уже насчитал шестерых, включая и дряхлого немощного старца, державшего копье острием вниз.
– Мы с тобой справимся с этими, – сказал он Гэбриелю и обратился к волшебнику: – Муг, беги наружу и предупреди остальных. Подожгите что-нибудь, откройте клетки с пленниками. А мы с Гэбом тут разберемся. Все понятно?
– Нет, – закрыв глаза, вздохнул Муг.
– Отлично. Тогда… погоди, как это нет?
– Поступим иначе, – сказал волшебник. – Все будет гораздо лучше, вот увидишь. Никого ни убивать, ни отдавать не придется.
Клэй переглянулся с Гэбриелем. Вождь смотрела на них, будто ожидая чьей-то смерти, чтобы вгрызться в свежий труп.
– Муг, по-моему, притворяться мертвыми нам сейчас не с руки. Мало ли что…
– Ага, не с руки, – сказал волшебник, снимая остроконечную шляпу. – Зато вот, с головы.
Глава 36
Странствия
Муг был прав: все обошлось без кровопролития, хотя сам он едва не расплакался, когда в конце переговоров вручил волшебную шляпу Терезе, а тот, в свою очередь, передал ее вождю, которая запустила руку внутрь и вытащила кусок сырого мяса.
– Она ею неправильно пользуется! – пожаловался Муг.
Толстуха проглотила мясо, почти не жуя, и удовлетворенно рыгнула. Тереза счел нужным перевести это на престольный язык и объявил:
– ВОЖДЬ ХОРОШО.
– Еще бы плохо, – проворчал Муг. – Эта… эта моржиха теперь всю жизнь будет жрать свежие стейки, а мы… а нам… – Он умолк, огорченно поглаживая длинную бороду.
Клэй решил утешить приятеля и приобнял его за плечи:
– Муг, ты не…
– Пальцы! На пальцы посмотри, – прошептал волшебник.
– Да видел я…
– Нет, не видел. Клэй, да посмотри же! – все громче и громче настаивал Муг, а потом вцепился в Клэя, дрожа всем телом, как ребенок, вытащенный из проруби. – Пальцы исцелились…
Клэй сокрушенно покачал головой: ерунда все это. Черногниль невозможно исцелить. Она расползалась. Она иссушала плоть и разъедала внутренности. Черногниль убивала. Всегда. Без исключений.
Муг, улыбаясь от уха до уха, подпрыгивал от нетерпения:
– Клэй, да взгляни ты! Все пальцы зажили, она их облизывает.
Толстуха и впрямь облизывала пальцы, которые еще недавно выглядели обугленными головешками. А ведь от черногнили нет спасения…
Или все-таки есть?
Муг, выскользнув из-под руки Клэя, бросился к толстухе. Охранники рванулись его остановить, но Тереза удержал их небрежным взмахом руки. Волшебник отогнал прислужницу, опустился на колени у ложа, пошевелил пальцами, как вор, готовящийся взломать очень сложный замок, и вежливо осведомился:
– Вы позволите?
Толстуха повела дебелым плечом, протянула Мугу правую руку, а левую снова запустила в шляпу и извлекла оттуда сырую куриную ногу.
Волшебник, изумленно разглядывая
