Охотница за головами направилась к барной стойке, перечисляя на ходу имена:

– Золотой Гэб. Ганелон. Клэй Купер, именуемый также Пузочес…

У нее за спиной взметнулся лес рук – посетители напряженно уставились на Клэя, предвкушая воображаемую «вечную признательность» красавицы.

Скрипнула скамья – Ганелон напрягся, готовый ринуться в бой. Или пуститься наутек. Нет, наверное, все-таки ринуться в бой – это же Ганелон.

Охотница за головами невозмутимо продолжала:

– Аркандий Муг…

– Здесь я, здесь!

Клэй вместе с остальными обернулся к двери. Волшебник со шляпой в руках и с ревенантом за спиной, широко улыбаясь, замахал красавице, назвавшей его имя.

Глава 28

Живокость

Монах в алой безрукавке опомнился первым. Он выхватил откуда-то нож и метнул его в волшебника. Кит, с головы до ног укутанный в простыню, заслонил собой Муга.

Клинок вонзился в безжизненную грудь. Гуль посмотрел на нож и недовольно поморщился, будто обнаружил пятно на любимой рубахе:

– Ну вот, теперь дырка останется.

Клэй и Ганелон вскочили со скамьи. Клэй помчался через весь зал к монаху, который удивленно разглядывал Кита. Ганелон вспрыгнул на стол – тарелки и кружки полетели во все стороны, – пробежал по столешнице, пригнувшись, чтобы не задеть потолочные балки, и бросился на незнакомку у бара.

Она с усмешкой полуобернулась вправо и взмахом крыльев – огромных, с черным оперением, – без особого труда сбила Ганелона с ног. Тот с размаху шлепнулся на задницу. На миг Клэй почувствовал себя последним дураком – ну как можно было принять сложенные крылья за плащ, пусть даже и с перьями? – и с ходу впечатал щит в физиономию оглянувшегося монаха. Тот без памяти отлетел в угол.

В дверях Кит вытащил нож из груди, всмотрелся в клинок и объявил:

– Смазан обездвиживающим ядом. Тебя никто не хотел убивать.

– Ага, не хотел, – обиженно проворчал Муг. – А если бы он мне в глаз попал?

Ганелон только-только приподнялся, как зубы его хрустнули под железным сапогом незнакомки, которая тут же пнула воина в живот. Ганелон, распластавшись на полу, потянулся за Сирингой, но красавица стремительно наступила ему на руку.

– А ты, значит, Ганелон, – сказала незнакомка. – Гм. Я думала, ты постарее будешь.

– А ты что за хрень? – выговорил он окровавленными губами.

Она выхватила меч из ножен за спиной и уперла кончик клинка в горло Ганелона:

– Меня зовут Живокость. Я – последняя любовь твоей жизни.

В воздухе просвистела стрела, скользнула по черным маховым перьям и, пролетев мимо, воткнулась в бочку у барной стойки. Охотница за головами и Клэй одновременно уставились на Джайну, которая уже приладила вторую стрелу.

Живокость, цокая языком, укоризненно покачала головой:

– Плохой из тебя лучник, милочка.

– Да неужели? – фыркнула Джайна. – Вот давай сейчас и проверим.

– Джайна… – начал Клэй.

– Вали отсюда, Пузочес, – оборвала его разбойница. – Мы и без тебя разберемся с этой охотницей за мужчинами.

К их чести, Шелковые Стрелы всем своим видом выражали готовность к предстоящим разборкам, хотя и было заметно, что противница их несколько пугает.

– Охотница за мужчинами… – с наслаждением повторила Живокость. – Это выражение мне всегда нравилось. – Она обратила взор на Клэя, и у того взыграла кровь. – Мне нужен только Матрик, остальные меня не интересуют.

– Его здесь нет, – сказал Клэй. – И в Агрию он по-любому не вернется. Передай Лилит, пусть ищет нового короля.

Живокость негромко рассмеялась; при звуках ее смеха у Клэя внутри все затрепетало.

– Она его уже нашла, – сказала Живокость. – Смазливый, как Глифа. Зато силен, как вол, и ума столько же. А возвращение Матрика – это так, больше для порядка. Скорее всего, его обвинят в измене и отправят на плаху.

Клэй не стал даже возражать, что это – вопиющая несправедливость, поскольку Живокость, судя по всему, ничуть не волновали вопросы морали и нравственности.

– А вот хрен тебе, – сказал он. – Лучше разойдемся по-доброму: у тебя своя дорога, у нас – своя. Вдобавок нас больше.

– Да неужели? – сказала Живокость, повторяя недавние слова Джайны, в которых так же звучала скрытая угроза. – А вот давай сейчас и проверим.

Клэй вспомнил, сколько рук с готовностью взметнулось за столами, когда Живокость назвала его имя. Он огляделся и понял, что ему придется худо: глаза всех мужчин были затуманены, а по лицам расплывались глупые улыбки.

«А вот знаешь, что было бы сейчас очень кстати? – прозвучал в голове Клэя голос, очень похожий на Матриков. – Тот самый рог, который плюется пчелами».

К счастью, Муг, сообразив, что дела плохи, извлек из сумы хрустальный алхимический шар и швырнул его через голову Клэя. Живокость ловко увернулась, но так и не сдвинула тяжелый сапог с руки Ганелона. Шар разбился о барную стойку.

И ничего – ни взрыва, ни клубов разноцветного дыма. Клэй поглядел на стойку, перевел взгляд на Муга и хмыкнул:

– Ну спасибо, что ли?

– Всегда пожалуйста, – хитро подмигнул волшебник.

Живокость ухмыльнулась:

– А давайте так – мы с Ганелоном останемся здесь, познакомимся поближе, а вы пока сгоняйте за королем. – Она захихикала, а потом недоуменно поморщилась.

– Да я лучше с задницей совомедведа поближе познакомлюсь, – глухо хохотнул Ганелон.

– А что такое совомедвед? – с любопытством спросила Живокость, улыбаясь во весь рот.

За спиной Клэя Джайна, давясь от смеха, с трудом удерживала лук в руках. Ее соратницы и посетители за столами на противоположной стороне зала тоже смеялись без причины.

Живокость ошарашенно взглянула на волшебника, но ее тут же охватил внезапный приступ смеха, и она, запрокинув голову, захохотала во все горло. Ганелон высвободил руку из-под сапога и отполз в сторону, сдавленно хихикая.

«Это все из-за разбитого шара, – сообразил Клэй. – Мугова работа».

По залу плыл запах жженого сахара. Клэй забыл, как называется колдовское зелье, но помнил, что волшебник пользовался им и прежде: однажды с его помощью освободил друзей из темницы в Фантре, а в другой раз неосмотрительно решил развеять мрачное настроение на похоронах.

– Подожди у входа, – сказал Кит, пробираясь мимо Клэя. – Я приведу твоего приятеля.

Клэй кивнул:

– Джайна, уводи девчонок.

Бывшая разбойница, беспрерывно хохоча, оставила его слова без внимания, но две Стрелы подхватили ее под руки и вывели из кабака.

Теперь уже все посетители – и у барной стойки, и за столами – смеялись не переставая. Веселящий газ из шара, судя по всему, не действовал на Кита, который с трудом помог Ганелону подняться на ноги и простонал:

– Ох, ради всех возлюбленных Тамарат, да ты тяжелее каменного истукана!

Эти слова чуть ли не до слез рассмешили Ганелона, который пробыл каменным истуканом девятнадцать лет. Клэй ошеломленно уставился на него: хохочущий воин выглядел так же нелепо, как тролль, декламирующий стихи. Ганелон хлопнул гуля по плечу, отчего оба едва не повалились на пол.

В дверях Клэй мельком посмотрел на Живокость: согнувшись пополам и держась за барную стойку, она захлебывалась хохотом. Крылья судорожно трепетали, повсюду вихрем метались черные перья. Она встретилась глазами с Клэем и, подняв руку, направила меч ему в грудь. Взгляд, горящий злобой, поразил Клэя в самое сердце.

На улице Джайна упала на колени и, смеясь, пролепетала:

– Совомедвед! Ну ты и выдумщик. Что за хрень такая – совомедвед?!

Муг затравленно огляделся и пробормотал:

– А вот и не выдумщик.

Кит сочувственно потрепал его по плечу.

Чуть погодя к ним подошел Гэбриель с двумя тяжелыми котомками на плечах и ошарашенно уставился на Ганелона, будто у того выросли рога.

– Что это с ним? – спросил Гэб.

– Потом расскажу, – ответил Клэй.

Заметив каких-то людей в алых безрукавках, как у монаха Живокости, Клэй опустился на колени рядом с Джайной и тронул ее за плечо. Разбойница, дважды ограбившая Клэя и только что спасшая ему жизнь, утирала невольные слезы.

– Спасибо, – сказал ей Клэй.

Она прыснула ему в лицо, но сумела кивнуть.

Клэй встал, морщась от боли в пояснице. Шелковые Стрелы, сдавленно