Клэй не стал в очередной раз убеждать его, что совомедведов не бывает. Из опыта прошлых лет он знал, что это бесполезно. Однажды волшебник даже предъявил «неоспоримое доказательство» существования этой загадочной твари – картинку из старого фолианта, на которой (как убедились все, кроме Муга) был изображен забавный большеглазый медведь.

Горгона умолкла. Прозвучали фанфары, раздались приветственные крики, постепенно сливаясь в одно-единственное слово, – оно повторялось раз за разом, безостановочно, как океанский прибой, эхом барабанного боя гулко разносилось по длинному туннелю под ареной так, что пыль летела с потолка, а земля дрожала под ногами.

«Сага»! «Сага»! «Сага»!

Муг с Матриком обменялись радостными улыбками. «Вот придурки, нашли чему радоваться», – подумал Клэй, пытаясь сдержать свою… ну, радостью назвать это было трудно, поскольку она подразумевает надежду на лучшее, а Клэй вовсе не питал особой надежды на исход сегодняшнего выступления, хотя, честно говоря, очень приятно слышать свое имя из многих тысяч глоток.

Ганелон хрустнул костяшками пальцев и наклонил голову из стороны в сторону, разминая шею.

Под стеной у самого выхода на арену сидел Гэбриель, уткнувшись лбом в колени. Когда толпа взревела, он напрягся и приподнял голову, как зверь, учуявший добычу. Чуть погодя он встал, и его силуэт четко обрисовался на фоне ярко освещенного выхода из туннеля.

– Пора, – сказал Гэб и добавил: – Все готовы?

– Готовы, – подтвердил Матрик.

– Да! – весело выкрикнул Муг.

– Ага, – буркнул Ганелон.

Клэй вздохнул и пожал плечами:

– Ну вроде бы.

Гэбриель кивнул, повернулся и повел четверых друзей по чуть наклонному туннелю. Клэй, мучась похмельем, прислушивался к неумолчным воплям зрителей. Крики становились все громче, а выход из туннеля ширился и светлел.

Наконец Гэбриель шагнул на свет, под ослепительные лучи солнца, и крики превратились в обезумевший рев.

Гэбриеля, как и всех остальных наемников «Саги», одели в подобающий случаю наряд. На Гэбе были великолепные доспехи, изукрашенные белой эмалью и золотом, – роскошные, но (на вкус Клэя) слишком вычурные. Меч – бледное подобие Веленкора – был огромным и тяжелым, мерзкого серого цвета. Рабы горгоны умыли и причесали Гэбриеля, так что он теперь выглядел прежним Золотым Гэбом, если не считать поникших плеч и затравленного взгляда.

Следом за Гэбриелем шел Муг. Вместо грязных ползунков на нем красовалось просторное одеяние чародея, на плече висела сума. Обеими руками он махал зрителям.

На Матрика с трудом напялили черный кожаный дублет с железными заклепками, который все-таки не сходился на брюхе; у пояса сверкали рукояти Рокси и Грейси, осыпанные самоцветами. Когда король вышел на арену, некоторые патриотически настроенные агрийцы принялись выкликать его имя.

Клэй невольно скривился – если Лилит еще не сообщили, что Матрик жив, то теперь она наверняка об этом узнает.

Перед Клэем шествовал Ганелон. Девять лет назад Динантра выкупила из Каменоломни узника вместе с его оружием и сейчас вернула южанину его боевой топор. Клэй восхищенно разглядывал сдвоенные черные лезвия по обеим сторонам рукояти, похожие на крылья виверны: на остро заточенных краях виднелась замысловатая вязь друинского письма – всякий раз, когда владелец брал оружие, завитки букв испускали голубоватое сияние, а сам топор начинал что-то шептать на языке, неизвестном даже Мугу. Топор, сам по себе опасный, как и любой остро заточенный кусок металла, в руках Ганелона превращался в смертоносное оружие. Немногословный южанин называл топор Сирингой, а узнать, где и как он раздобыл это редкостное сокровище, было не проще, чем добиться от козла объяснения, как пройти в библиотеку.

Последним на арену вышел Клэй, щурясь от безжалостного солнечного света. В арсенале арены нашелся жилет из вываренной кожи (к счастью, нужного размера) и незатупленный меч, с виду прочный, – можно было надеяться, что он не сломается при первом же ударе. Черное Сердце Клэй прикрепил к правому локтю.

Все пятеро вышли на середину огромной арены «Макситона» и замерли, омываемые рокочущими волнами зрительского обожания.

«Так вот почему нынешние банды больше не захаживают в Жуть, – подумал Клэй. – Незачем опасаться нападения неведомых монстров в чаще, ведь лучше самим выбирать, с кем выходить на бой. Вдобавок на арене не заблудишься и не подцепишь черногниль».

Он медленно повернулся, оглядывая волнующиеся трибуны. Бесчисленные вопящие рожи. Бессчетные машущие руки. В лесу твоих подвигов никто не увидит, а на арене можно убивать, купаясь в лучах славы и обожания тридцати тысяч зрителей.

Динантра сидела на нижнем ярусе, в центральной ложе, выложенной каменными плитками и затененной шелковым балдахином, колыхавшимся под легким ветерком. Герцог Крайнийский, окруженный свитой горгоны, безмолвно скрестил руки на груди и прижал уши к зачесанным назад волосам цвета осенней листвы. Он не отводил взгляда от Гэбриеля, который смотрел на огромные кованые ворота у выхода напротив.

– Открывают! – бросил Гэб через плечо.

Клэй не мог сглотнуть, язык скукожился, как ломтик вяленого мяса, во рту появился мерзкий вкус, словно там раздавили окурок, пропитанный виски. Решетка ворот медленно поднималась – из туннеля вот-вот вырвется чудовище, которое должно, как надеялись Динантра и Листопад, стереть «Сагу» в порошок.

Клэй переступил с одной ноги на другую, выгнулся, разминая затекшие мышцы спины, – она ныла с самого утра. В небе над ареной лениво кружили летучие корабли, откуда немногие счастливчики, будто кровожадные боги, могли наблюдать за сражением на арене «Макситона».

Наконец решетку с грохотом подняли до самого верха. На трибунах внезапно воцарилась тишина, а потом на «Сагу» с ревом выскочило чудище, которому предстояло их убить.

Именно тогда Клэй шумно блеванул на песок, вычеркнув из списка одно из двух дел, которых сегодня делать не собирался.

На арену вырвалась химера – наверное, та самая, которую Клэй с Гэбриелем видели на параде в Контове. Химера была чудовищем в полном смысле этого слова: передние лапы львиные, задние ноги козьи, длинный змеиный хвост и три головы – драконья в багровой чешуе, львиная с черной гривой и белая баранья, с жуткими красными глазами. На параде химера, напичканная сонным зельем, сидела в клетке. Сейчас, на свободе, монстр резво поскакал по песку, будто пес к любимому хозяину. Впрочем, Клэй усомнился, что химера жаждет прыгнуть ему на грудь и ласково облобызать физиономию.

Трибуны застонали от изумления и ужаса. Зрители хотели полюбоваться на прощальное выступление некогда знаменитой банды. Многие пришли с детьми, чтобы малыши запомнили, как выглядят настоящие наемники, и с престарелыми родителями, которые, вздыхая о прошлом, утверждали, что нынешняя молодежь не признает настоящего наемника, даже если он явится к ним на порог и отберет ужин со стола. Что ж, теперь они своими глазами увидят, как четверых стариков и одного разъяренного южанина сотрут в порошок.

Химера, напуганная шумом, остановилась посреди арены. Баранья голова оскалилась, львиная зарычала, а драконья выпустила в небо струю алого пламени. Зрители разразились восторженными криками – ничего другого им не оставалось.

«Зато потом будет чем похвастать, – хмуро размышлял Клэй. – Мол, подумаешь, сосед побывал на выступлении заезжих неумех, которые сражались с полудохлыми буками. Видел бы он, как проклятая химера разорвала в клочья „Сагу“!»

Чудовище безуспешно пыталось расправить туго связанные крылья. Три головы раздраженно зарычали и наконец-то соизволили обратить внимание на добычу, любезно предоставленную Динантрой.

– И что теперь делать? – испуганно заверещал Муг.

Матрик, похоже, собирался по примеру Клэя извергнуть на песок содержимое желудка.

– Выживать, – ответил Ганелон, покрепче сжал рукоять Сиринги и шагнул вперед, словно мог уберечь товарищей от неминуемой гибели.

Гэбриель даже не удосужился взглянуть на химеру. Он не сводил глаз с ложи, где под