Похожая поговорка существовала и на юге: «Соломинка, сломавшая спину верблюда». Правда, для Клэя оставалось загадкой, зачем грузить верблюда соломой, но, как известно, южане – странные люди.
«Сага» распалась вовсе не из-за того, что Ганелон убил сына султаны, однако, если вдуматься, это преступление и стало той самой монетой, что сломала драконий хребет.
Разумеется, Клэй вовсе не винил приятеля. В городишке Мезала нармерийский принц изнасиловал женщину, которая очень нравилась Ганелону, и тот, вне себя от ярости, вырезал весь нармерийский гарнизон. Принц в отместку приказал сжечь женщину на городской площади, что заставило Ганелона отправить на костер самого принца, правда в таком изувеченном состоянии, что смерть на костре, в сущности, была милосердным деянием.
Гибель сына весьма расстроила султану, но товарищи Ганелона по банде в силу различных причин не захотели становиться мишенью для ее праведного гнева.
Незадолго до этого Валерия призналась Гэбриелю, что ждет ребенка. Авгуры предсказали, что родится девочка. Гэбриель беспечно заметил, что она вырастет героем и, как и ее отец, покроет себя неувядающей славой. Что, вообще-то, забавно, принимая во внимание дальнейшие обстоятельства.
Фредрик, муж Муга, тоже известный наемник, за год до того, вернувшись из очередного похода в Кромешную Жуть, обнаружил, что подцепил черногниль. Желая во что бы то ни стало отыскать лекарство от смертельной болезни, Муг на год оставил банду; когда объявили об аресте Ганелона, волшебнику было не до того. К несчастью, все старания Муга не помогли, и спустя несколько месяцев Фредди умер.
Матрик ежедневно получал любовные письма от Лилит, которая в то время еще не превратилась в коварную и безжалостную королеву, снедаемую неутолимой жаждой власти и любострастия. Юная принцесса, без памяти влюбленная в очаровательного плута, писала, что ее отец смертельно болен, что Матрик должен на ней жениться, остаться в Агрии и взойти на престол, когда умрет старый король (он же «трухлявый мудак», как ласково называла его любящая дочь).
А что же Клэй Купер? В общем-то, он никогда не мечтал ни о банде, ни о славе. Он любил своих товарищей, как родных братьев, – всех, даже Ганелона, – и, хотя преуспел в убийствах, вовсе не горел желанием заниматься этим и дальше, да еще скрываясь от мести разъяренной султаны. Он хотел вернуться домой, забыть о насилии, а больше всего – жить так, как завещали слова, давным-давно выцарапанные им на березовом стволе, что лежал на могиле матери.
Так и вышло, что Ганелону пришлось расплачиваться одному. По сути, его никто не предавал, потому что он убил и принца, и немало прочих «невинных» людей. Тем не менее Клэй чувствовал себя предателем, и с тех пор бремя вины окутывало его чугунным плащом. А сейчас они освобождают Ганелона лишь потому, что им потребовалась его помощь, и, вполне вероятно, для него это станет той самой соломинкой, которая сломала спину верблю…
«Вот оно как… – До Клэя наконец дошел скрытый смысл метафоры. – Теперь понятно».
Отчаянный замысел Гэбриеля принес плоды: вся банда снова собралась вместе.
И все было бы как в старые добрые времена, да только Муг умирал от неизлечимой болезни, Матрик совершенно потерял форму, Гэбриель – некогда гордый и бесстрашный лидер – ослабел, как новорожденный котенок, а Клэй больше всего хотел вернуться домой, обнять жену и рассказывать любимой дочурке о своих приключениях, по счастью оставшихся в далеком прошлом.
А вот Ганелон совершенно не изменился и был так же здоров, как двадцать лет назад, в тот самый день, когда маги султаны превратили его в камень.
Пока Муг рылся в своей бездонной суме в поисках зелья, способного снять чары, наложенные нармерийцами, Клэй пытался вообразить, что именно произойдет, когда Ганелона вернут к жизни. Все возможные варианты сводились к одному: Клэй и его приятели полягут бездыханными у ног прославленного воина. Ганелон, самый опытный боец «Саги», на убийство друзей наверняка пошел бы с той же легкостью, с какой орел убивает свое потомство.
Ганелон был зачат, появился на свет и вырос, окруженный насилием и жестокостью. К одиннадцати годам он осиротел, а в четырнадцать подался в наемники. Прежде чем присоединиться к «Саге», воин-южанин, несомненно, пережил больше приключений, чем все пятеро, вместе взятые, за десять лет в банде. Ганелон утверждал, что о его похождениях в молодости известно какому-то барду, но Клэй еще ни разу не слыхал ни от кого, кроме самого Ганелона, ни песен, ни сказаний о юных годах воина.
Жизненный путь Ганелона по большей части определило его происхождение. Его мать еще совсем девочкой продали в ксанский бордель; его отец был одним из каскарских гвардейцев султаны. Ганелон был зачат без любви, без взаимности и, как предполагал Клэй, не по обоюдному согласию, потому что нармерийская шлюха в ту же ночь прикончила спящего каскарского исполина.
От отца-северянина Ганелон унаследовал зеленые глаза, внушительный рост, крутой нрав и врожденную способность к кровопролитию, а от матери – ярость, силу духа и внутренний голос, время от времени служивший ему совестью.
– Вот, нашелся. – Муг бережно вытащил горшок с кактусом из пустой на вид сумы и передал ее Матрику. – Подержи.
Волшебник опустился на колени, поставил горшок на пол, с превеликой осторожностью отломил одну кактусовую колючку, зажал ее в зубах и, взяв у Матрика суму, накрыл ею кактус, как злобную кошку, которая вот-вот начнет царапаться. После этого он вынул колючку изо рта и вонзил в палец на ноге массивной статуи.
– Подождем минутку. – Он встал с колен и небрежно отбросил колючку.
Клэй задумался, что именно происходит, когда развеиваются чары окаменения. Начнет ли воин буйствовать, повинуясь порывам рассудка, еще не осознавшего высвобождения из камня? Из предосторожности Клэй отступил на шаг и согнул правую руку, готовясь при необходимости прикрыться Черным Сердцем.
Чтобы скрасить ожидание, Клэй разглядывал статую. Ганелон был чуть ниже Клэя ростом, не такой кряжистый, и плечи чуть поуже, но Клэй считал, что приятель выглядит гораздо внушительнее, чем он сам. Клэй Купер напоминал огромного медведя, умеющего и драться, и сладко спать зимой в уютной берлоге, а Ганелон был поджарым, будто волк, и лощеным, как ягуар. Казалось, природа создала его с единственной целью – нести смерть.
Клэй завороженно смотрел, как спадают чары. Тусклый камень превратился в черные косички волос с бусинами слоновой кости, в темно-коричневую, испещренную бледными шрамами кожу, под которой бугрились мышцы. Высокий лоб, широкий нос, черная щетина на щеках… Ганелон сморгнул пыль с ресниц и, быстро сообразив, что он не в одиночестве, устремил взгляд зеленых глаз на каждого из друзей по очереди. Ноздри его раздулись, и Клэй начал отсчитывать секунды до начала кровопролития – Ганелон наверняка умоется кровью бывших друзей.
Секунды все тянулись и тянулись. Наконец Ганелон кашлянул, повернулся к Гэбриелю и произнес сухим, как старый пергамент, голосом:
– Сколько?
– Девятнадцать лет, – ответил Гэбриель.
Воин закрыл глаза, ожесточенно скрипнул зубами, впервые за долгие годы набрал полную грудь воздуха и тяжело выдохнул. Потом он размял плечи и склонил голову набок – шейные позвонки хрустнули так громко, что Муг подскочил, будто испуганный кролик. Ганелон поглядел на волшебника, улыбнулся, медленно перевел взгляд на Матрика, потом на Гэбриеля и, наконец, на Клэя. Воцарилось молчание, утяжеленное клубами пыли.
– А видок у вас хреновый, – наконец сказал
