– Если бы Престолы заподозрили, что я хочу воссоздать Державу, они бы объединились против меня. А так они считают, что я жажду присоединиться к ним самим. – Друин поднял чашу и, презрительно хмыкнув, отпил вина.

Матрик со вздохом потер заросшие щетиной щеки:

– По-твоему, если ты уничтожишь Кастию, то упрочишь этим доверие Престолов? Я бы…

– Ты уже ничего не значишь, – заявил ему Листопад. – Ты больше не король. Ты никто.

– Фу, как невежливо! – скривился Муг.

– Хотя, конечно же, ты прав, – продолжил друин. – Впрочем, даже если Престолы сочтут, что я представляю для них угрозу, то разрушение Кастии все равно пойдет мне на пользу. Те, кто уцелеет после взятия города… – Он оскалил зубы в безрадостной улыбке. – Да, я постараюсь, чтобы человека два-три остались в живых. Так вот, эти несчастные вернутся в Грандуаль и всем расскажут о невообразимо жутких зверствах, свидетелями которых они стали. Если ни мое предложение о дружбе и сотрудничестве, ни мои угрозы не убедят Престолы в необходимости бездействия, то гибель Кастийской республики станет наглядным примером того, какая участь ожидает моих врагов и тех, кто желает мне зла.

Матрик негодующе расправил плечи, гордо выпятил грудь и, возможно, выглядел бы по-королевски, если бы не винные пятна на рубахе и нелепая, будто нарочитый фаллический символ, подушка между ног.

– А с чего ты взял, что ни в чем не повинные кастийцы желают тебе зла? – спросил он, язвительно повторив последние слова друина. – Ты что, бросил монетку: орел – нападу на запад, решка – на восток? Или испугался, что с грандуальскими королевствами тебе не совладать, поэтому и позарился на Кастию?

Листопад с искренним изумлением посмотрел на Матрика и презрительно повторил:

– Ни в чем не повинные кастийцы? А тебе известно, как именно ни в чем не повинные кастийцы создавали свою хваленую республику?

Он угрожающе подступил к Матрику, и тот невольно сжал колени, отчего подушка встала торчком. Это было бы очень смешно, если бы разгневанный друин не продолжил:

– Четыреста лет назад, когда изгнанный император и остатки имперского двора пришли в Крайнию, ее уже населяли те, кого вы, люди, именуете чудовищами и монстрами. Незваные гости согнали кафайилей с обжитых земель, а когда кафайили переселились еще дальше на запад, то ни в чем не повинные кастийцы уничтожили их всех до единого.

Краем глаза Клэй заметил, что Муг сгорает от желания расспросить друина о кафайилях, но ярость, с которой говорил Листопад, усмирила даже неуемное любопытство волшебника.

– В обмен на снедь и меха ни в чем не повинные кастийцы получали от горных племен руду и камень, которые шли на постройку крепостных стен, но вскоре решили отобрать рудники у горцев. Ни в чем не повинные кастийцы поработили целые кланы и сгноили их каторжным трудом в тех самых рудниках, которые горцы некогда называли домом. Ни в чем не повинные кастийцы подкупили самоцветными камнями урскинских вождей и осушили болота, чтобы построить там свои прожорливые мануфактуры. Ни в чем не повинные кастийцы убили ишилов, отказавшихся сниматься с насиженных мест, истребили огромные стада в Оргонской степи и вынудили кентавров покинуть свои древние владения и перебраться в лес. Потом ни в чем не повинные кастийцы отравили колодцы в поселениях гноллов, а тех, кто избежал отравы, взяли в плен и отправили в «Горнило», сражаться на потеху толпе.

Длинные уши Листопада задрожали. Он повернулся спиной к картине, и предсмертные судороги древнего Каладара создали весьма подходящий фон для все возрастающего гнева друина.

– Нынешние знаменитые арены – не ваша выдумка. Все они меркнут перед «Горнилом», где в мрачных подземельях рождались и влачили жалкое существование целые поколения ужасных тварей, уделом которых была позорная смерть на залитой солнечным светом арене, под восторженные крики ни в чем не повинных кастийцев.

Матрик недовольно уставился на свою чашу, явно надеясь, что она чудесным образом наполнится вином, чтобы можно было отбить горечь яростной речи Листопада.

Клэй поерзал на неудобном пуфике. Коль скоро Листопад так ненавидел кастийцев за прошлые злодеяния, то наверняка затаил злобу и на грандуальские банды наемников, которые прославились тем, что уже не первый десяток лет зарабатывали на жизнь убийством всякой нечисти, чудовищ и монстров. Самому Клэю тоже были не по душе новомодные арены в городах, где чудовищ держали в клетках и убивали на потеху толпе. Он не забыл, с каким выражением лица Гэбриель смотрел на «Макситон» после того, как узнал, что жену Фендера отправили на арену, – смесь мрачного ужаса и недоверчивого изумления; так, наверное, степняк, выйдя поутру из юрты, смотрел бы на шестидесятивесельный галеон посреди высокой травы.

В аренах было нечто, внушающее смутную тревогу, но Клэй даже для себя не мог определить, что именно. Муг наверняка бы смог, и Матрик тоже, после пары стаканов вина (но не после трех). Работа наемников не была высоконравственным занятием, ведь, охотясь на чудовищ, приходилось выслеживать их логово и убивать всех подряд, даже детенышей. Если очень повезет, твари, которых надлежало убить, спали крепким сном, ели или пили. Да что там говорить, как-то раз сам Клэй одним ударом копья пронзил двух трахавшихся троллей. В общем, если бы его попросили объяснить разницу между убийством монстра на свободе и на арене, он бы, наверное, ответил, что на свободе оно честнее.

Не лучше, потому что убийство остается убийством. Но… да, честнее.

– Почти восемь веков я таился в Жути, – продолжал Листопад, – бок о бок с теми, кого ваша цивилизация называет чудовищами. После смерти отца я обрел безграничную свободу и отправился в Кастию, надеясь заступиться за тех, кто неизбывно страдал под гнетом Кастийской республики. А знаете, что сделал «благородный» сенат? Они обозвали меня чудовищем, заковали в цепи и отправили в подземелья «Горнила». Три года я был их пленником. Меня заставили сражаться на арене, заставили убивать по прихоти моих поработителей. А потом я нашел Ашатану.

«Что еще за Ашатана?»

Клэй попытался вспомнить, где слышал это имя, но Муг, премудрый Муг, его опередил:

– А, виверну.

Друин облизнул губы и продолжил, сощурив разномастные глаза, словно бы вглядываясь в память о том далеком дне:

– Ее заперли в такую тесную клетку, что бедняжка не могла расправить крылья. Вдобавок ее опоили сонным зельем и приковали к полу за шею. Долгие годы Ашатану заставляли производить на свет потомство, а затем отправляли детенышей на бойню. Я разделял ее гнев, ощущал его так же явно, как жар костра. Поэтому я освободил и ее, и всех остальных измученных созданий, томившихся в подземельях. А потом мы вместе залили «Горнило» кровью десяти тысяч кастийцев.

– Багровый песок… – передернувшись, сказал Матрик. – Я об этом слышал…

Клэй ничего такого не слышал, но вести (горестные, и не только, равно как и улучшенный водопровод, и престольные гонцы) обычно терялись по пути в Ковердейл. Даже странно, что о Жуткой орде Клэй узнал еще до появления Гэбриеля.

– Багровый песок положил начало всему, – сказал Листопад. Гнев его не утих, но почти ощутимо изменился – так раскаленный клинок на наковальне, остывая, становится смертельным оружием. – Когда падут стены Кастии, все будет гораздо хуже. Я устрою такое кровавое побоище, какого мир не видывал с тех пор, как…

Он обернулся, взглянул на изображение осажденного Каладара, и на миг Клэя посетила невероятная мысль: что, если этот друин, отверженный князь исчезнувшей Державы,