– А заодно побеседует кое с кем… чтобы не бросался в бой очертя голову.
Улыбка на губах менестреля была достаточно тонкой – и Илона кивнула.
– Пожалуй. А мы будем готовиться к прибытию невесты.
– Я думаю, вам понравится царевна Наталья.
Илона вспомнила свою свекровь, Софию Батори, поежилась… Вот ведь! И понимала старая ведьма, что Зриньи и Ракоци должны держаться вместе, но не гадить не могла! Никогда Илона так с невесткой не поступит!
– Если она похожа на брата – я уверена, что понравится. Какая она?
– Очень своеобразная девочка. Умная, начитанная, знает десяток языков, свободно читает и пишет на них…
Илона кивнула. Это было интересно.
– Вы расскажете о ней Фереку?
– Почту за честь, госпожа.
Нельзя сказать, что Ферек проникся радостью от предстоящего события, но, увидев миниатюру, хотя бы призадумался. Царевна Наталья была копией матери, даже чуть улучшенной. Ярко-синие романовские глаза, золотые волосы, умное вдохновенное лицо – даже если поделить надвое, все равно получалась очень милая девочка. А ведь миниатюра ничего не приукрашивала.
* * *Илоне досталась ужасная свекровь, это верно. А Фереку грозила кошмарная теща. Софья выдерживала настоящие бои.
– Не отпущу! Ни за что!
– Любава, это не в нашей власти!
– В твоей! Она же дитя еще!
– Твое дитя уже так по сторонам глазками стреляет, что скоро ковры дымиться начнут! Ты ее до старости при себе держать будешь?! Шестнадцать лет девке!
– Соня!
– И как хочешь, но этим летом Володя отправится в Крым. Ты парня уже вконец замучила.
– У тебя нет сердца!
– Зато глаза есть! Мальчишка то в Дьяково сидит безвылазно, то поручения у меня выпрашивает, лишь бы в Кремле не оседать надолго… Любава, очнись! Дети выросли, пора отпускать их от своей юбки!
– Ты не говорила бы так, будь это твои дети.
Софья невесело рассмеялась.
– Мои дети…
Она прошла через то же, что и Любава, еще лет триста тому вперед. И как же ей не хотелось выпускать сына из дому! Не отдала в армию, не отпустила в Москву, в институт, не… не… не…
Вот и вырос мальчишка глупым и избалованным.
Сейчас она такой ошибки не повторит. Уже не повторила.
Про мальчишек и про Аленку можно было сказать многое, но они были самостоятельными. Случись что с ней, с Иваном – они выживут. В любом гадючнике. И хорошо, что Наталья с десяти лет воспитывалась как одна из ее девочек, да и Володя жил в Дьяково, приезжая домой только на лето. Любава испортила бы их своей заботой.
Да она и пыталась, но дети, глядя на хорошие примеры, тянулись за старшими.
– А если ее там отравят?! Ракоци едва спасли! Наташенька будет мишенью!
– Ничего. Я с ней людей пошлю. Девочка она умная, так что справится.
– У тебя нет сердца, Соня!
Софья честно выслушивала истерику еще часа полтора. А потом, когда Любава всласть настрадалась, удрала прочь. И приказала передать Ромодановскому, чтобы уделил внимание любовнице. Он, конечно, и так его уделит, но… Если Любава будет так закатывать истерики до отъезда детей – Софья сама убьется! На радость врагам!
* * *Европа дымилась. Почему-то так всегда – где чума, там и пожары. Мертвые люди, мертвые животные, мертвые…
Это страшно. И чумные лекари, которые бродили из дома в дом, тоже были страшными. И тележки, на которые сгружали трупы, чтобы или захоронить, или сжечь, и беспомощные глаза людей, которые не знали, за кем из них придет завтра зараза, и даже колокольный звон. Все несло оттенок обреченности.
Молись не молись – тебя не услышат, не ответят, не пощадят.
Кто-то топил страх в вине, надеясь не увидеть или хотя бы не понять смертей. Кто-то молился. Кто-то заперся дома в надежде, что смерть не преодолеет дверей.
Болезнь не щадила никого – ни бедного, ни богатого. Пришла она и в роскошный дворец Педру, забирая с собой то, что он ценил более всего, – жену и новорожденного сына. Мария-Франциска Нойбургская скончалась, не прожив и двадцати пяти лет. Его величество был неутешен, хотя от чего более? Утраты жены? Сына?
Педру и сам себе не признался бы, но второе ранило сильнее. Сын, наследник, продолжатель династии, малыш Жуан… Что ж, у него еще есть Белла, но она сейчас далеко – и это хорошо. Пусть подождут с возвращением до конца лета, чтобы зараза наверняка ушла из Португалии.
Это Педру и отписал дочери. Пусть побудут на Руси, так оно безопаснее.
* * *– Ну что, братец, готов к подвигам?
Алексей с легкой иронией смотрел на младшего брата. А ведь хорош вымахал – та еще погибель девичья! Высок, строен, широкоплеч, золотые кудри лежат волной, а взгляд синих глаз спокойный и уверенный. Есть от чего потерять голову.
Добавим еще, что это – царевич, и девушек можно штабелями складывать. Скирдовать, в снопы вязать… Впрочем, была и отдельная когорта, на которую царевич просто не действовал, – Софьины девушки. Та, которая теряла голову, могла вылететь за дверь, а этого не хотелось ни одной.
– Хоть головой в огонь за-ради блага земли Русской, – ответствовал Владимир. И даже улыбнулся, нахаленок.
Брата Алексей любил – насколько мог. Тут и большая разница в возрасте: когда Владимир родился, Алексею уже шестнадцать исполнилось. А потом еще столько свалилось на юношеские плечи – куда уж тут с братом возиться, выспаться бы!
– Ну, головой в огонь я от тебя не потребую. А вот в Венгрию поедешь.
– Наташку повезу?
– Ее, а то кого ж.
Владимир даже не удивился. Что-что, а следить за политической обстановкой в Дьяково учили.
– А мать что?
– Буянит. Тебе ли не знать? Требует оставить тебя в Москве, а Наталью не выдавать замуж. В крайнем случае пусть живут с мужем в Кремле. Ее бы воля – она бы всех сюда загнала и заперла.
Володя вздохнул.
– Но ты же не передумаешь?
Алексей покачал головой. Нет, не передумает. Как не передумывал и раньше.
– Посмотрим, как ты справишься, малыш. Если все получится, дам тебе еще поручение. Пора становиться Романовым не только на словах, но и на деле.
Володя кивнул.
Это он понимал. Фамилия не определяет человека, а памяти предков надо быть достойным. Хвалиться их славой, ничего не представляя из себя, – удел человека слабого и глупого.
– Что мне надо знать об этой поездке?
– Многое. И я, и Софья, и Ромодановский – мы все еще не раз поговорим с тобой. Весна будет яркой, а зима… У нас осталось очень мало времени.
* * *– Помощи ждать неоткуда.
Леопольд произнес это просто так, сам для себя. А и правда – кто ему поможет? Германские княжества? Смешно даже думать об этом! Помочь-то они помогли бы, но не безвозмездно! Все эти курфюрсты, князьки, герцоги, все это лоскутное одеяло – солдат-то они дадут, но сколько за них запросят? Пока с каждым договоришься