Ночью стоял жуткий холод. Развели несколько костров по периметру и спали в середине по очереди, оставляя дежурного следить за огнём. Повезло, что не пошёл дождь, хотя небо всё время было затянуто тяжёлыми осенними тучами.
Силы быстро уходили. Вадим время от времени ныл, жаловался на свою несчастную судьбу и клял на чём свет стоит и кью-излучение, и свой новейший контур, и ту Лучик с её идеями, и вообще всю физику вместе взятую. Саня то раздражался от его нытья, то, наоборот, весело поддакивал и подтрунивал над ним. Максим не вмешивался в их словесные баталии. Он старался держаться ближе к Сане и в часы затишья выспрашивал его о космосе, о дальних полётах, о чужих планетах. Ведь, попав в их эпоху, он всё время провёл в больнице и все новости видел только по объёмнику. Это, конечно, впечатлило, но он тогда ещё до конца не верил, что всё, что показывали в новостях, существовало на самом деле. И теперь ужасно сожалел, что так ничего действительно супер-интересного и не увидел.
— Да не переживай ты так, — успокаивал его Саня, — в любое время всегда есть что-то интересное, на что стоит посмотреть. К тому же, я считаю, что у нас уже лет сто как полный застой, ничего нового не происходит.
— Глупости, — Вадим от возмущения аж остановился. — Как это не происходит? Столько новых исследований и открытий. Взять хотя бы наши корабли. Раньше плелись месяцами, а в свете последних разработок, три-пять дней и всё — ты на месте. Красота!
— И что? Я и говорю, что после открытия контурного импульса так ничего нового и не появилось. Вот тогда, более двухсот лет назад, действительно была технологическая революция, был скачок на новую ветвь. Появились кары, корабли дальнего космоса, да что там, вся техника стала другой.
— И объёмники тогда?
— Дались тебе эти объёмники, — поморщился Саня, — Это всё тот же телевизор, как и тысячу лет назад.
— Разве тысячу? — удивился Максим, — Мне казалось, их изобрели позже.
— Не обращай внимания, у Александра всегда плохо было с историей и с математикой, впрочем, и с физикой тоже.
— Может быть, — примирительно отмахнулся Саня. — Я вот о чём хочу сказать. Что мир меняется не так быстро, как нам кажется. Главные изменения происходят тогда, когда появляется какая-то новая суперидея. Например: изобретение колеса, или паровая машина. Сразу скачок в технологиях. И уже потом происходит только улучшение, оптимизация и тому подобное. Взять тот же телефон, — Саня посмотрел на свою руку, где бесполезным грузом болтался браслет, — первые аппараты были большими, неудобными, работающими через станцию. Потом габариты уменьшались, качество связи улучшалось, изобретение обрастало новыми возможностями и функциями. И что? Это и сейчас те-ле-фон! Разве не так?
— Хм, пожалуй, — Вадим задумался. — А ведь действительно, мы сейчас только усовершенствуем то, что уже придумано до нас. И все мои хвалёные изобретения, это всего лишь применение новых материалов или всё тех же материалов, но в чуть других условиях. Блин, Саня, да ты, оказывается, философ!
— Станешь тут философом, когда ты то и дело вне времени, — улыбнулся он. — Вот тогда, у Никиты в двадцать первом веке, мне всё было ясно и понятно. Я имею в виду технику и быт. Чайник — он и до нашей эры был чайником. И плевать, что раньше это был бронзовый сосуд, а сейчас пластиковый шар со встроенным анализатором. Суть осталась всё та же. Вот Максим не даст соврать. Ты сам как у нас вжился в быт, быстро?
Максим расплылся в улыбке.
— Ага, меня ваш пульт дистанционного управления чуть с ума не свёл. Я думал, это за мной шпион летает. Я шаг в сторону — он за мной, я на кухню — и этот летит. Я от него пытался отмахиваться, фиг вам, не даётся. Только случайно, когда стал с собой вслух разговаривать, типа хоть бы телевизор включили, увидел, что шарик мигнул и сразу включился объёмник. Ну, тут уж я стал экспериментировать.
Вадим с Саней заржали, представив, как Макс гоняется по всей квартире за безобидным пультом.
— Вам смешно, — едва сдерживаясь, чтоб самому не заржать, оправдывался Макс, — а я думал, что надо мной эксперименты ставят. Вот, думаю, понаблюдают, а потом придут и начнут опыты проводить.
Все трое уже ржали во всю, нарушая тишину горного перевала.
Истерика понемногу спадала. Вадим вспомнил по ходу дела, как у его приятеля тоже был голосовой пульт. И тут к нему неожиданно приехала в гости сестра с тремя детьми и собакой в придачу. Так несчастное устройство свихнулось, пытаясь выполнить все улавливаемые команды, исходящие от близнецов-хулиганов, визжащей девчонки и постоянно лающей на всех собаки. После того случая он перепрограммировал пульт на сенсорное управление.
— Ладно, это всё понятно, ╛ — продолжил Саня прерванный внезапным весельем разговор, — я хотел вот что сказать. Быт — это ерунда, совсем другое дело — социальный строй, действующий в ту эпоху. Тут надо много всего знать, чтобы нормально влиться в жизнь и не наломать дров. Здесь без помощи кого-то из местных не выжить. Так что, если мы сейчас попали в то время, когда жил Максим, то нам уже повезло. Если немного раньше — тоже не беда. Максим, я, надеюсь, ты историю хорошо учил?
— Э-э-э… ну, не на пять, но учил.
— Предыдущих президентов вспомнишь?
— Конечно, — успокоился Максим, — их не так много и было.
— Не волнуйся, — вставил Вадим, — это нам не понадобится.
— Почему? — удивился Саня. — У тебя есть мысли о том, куда мы попали?
— Точно не скажу, но мне кажется, что после того обстрела, когда пропал Максим, прошло какое-то время, не день или два, но и не столетия. Это я сужу по тому зелёному образованию: от взрыва пласт обнажился, но сейчас его занесло гравием и камнями. Не сильно, но всё же. Так что вот.
— Отлично, — оптимист в Сане не умирал, — чем ближе к нам, тем проще. Ведь так?
Вадим покачал головой, но не стал ничего говорить. Максим несколько приуныл, но молодость не давала ему далеко забегать в будущее, заставляла жить настоящим. А настоящее
