Каталина от подобных неприятных ассоциаций, кстати, не страдала. Еще бы, когда лейтенант занимался убеждением, она находилась в десятке метров от него, завтрак готовила, а рот пленному он предусмотрительно завязал. Берег женские нервы, так сказать. Ну и когда зачищал место, тоже отослал ее, на сей раз в уже выведенную наружу машину. Ну а так как дождь продолжал накрапывать, лишний раз вылезать из салона и прыгать по грязи у девушки особого желания не возникло. Так что присутствовала она, только когда пленный уже разговорился, а в тот момент внешне все уже выглядело пристойно.
Сейчас она сидела, как обычно, на пассажирском сиденье, держа под рукой трофейный автомат. Тот оказался во вполне пристойном состоянии, разве что вычистить и смазать потребовалось, но это уже мелочи. Ну и на трофейную «беретту» лапу наложила – машинка эта не только обладала весьма приличными характеристиками, но и брутальным дизайном, а потому смотрелась просто здорово. Костин не препятствовал, ему хватало своего оружия, плюс требовалось постоянно контролировать дорогу, которая хоть и стала заметно лучше, но все равно не прощала ошибок. Это было даже неплохо, позволяя отвлечься от неприятных ассоциаций. И неудивительно, что, сосредоточившись на вождении, лейтенант пропустил начало разговора, превратившегося в монолог одной испанки.
– Что? – наконец переспросил он, сообразив, что с ним, оказывается, разговаривают.
– Так я и знала, что ты не слышишь, – Каталина повернулась к нему, благо ремней безопасности, сковывающих движение, на этот раз накидывать не стала, и обвиняюще ткнула в собеседника пальцем.
– Во-первых, пальцем тыкать неприлично, а во-вторых, водителя в процессе движения отвлекать не рекомендуется, – мрачно отозвался Костин.
– Я знаю, – беззаботно махнула она рукой. – Говорю, не подозревала никогда, что в этой религии столько злобы.
– Ее в любой вере хватает – отмахнулся лейтенант. – Напомнить, кто сказал «Кто не с нами, тот против нас»?
Фраза эта, насколько он сам помнил, принадлежала кому-то из видных христианских деятелей. Правда, кому именно, не то чтобы не помнил – просто не знал. Однако Каталина, видимо, была в курсе и надулась, как мышь на крупу:
– Это было давно…
– Зато вера этих орлов моложе и проходит сейчас те стадии, которыми ваша цивилизация уже переболела. А вообще, откровенно говоря, сейчас ты, скорее всего, столкнулась с приверженцами какого-то особо радикального течения… секты, если по-нашему, или можно тебя поздравить.
– С чем?
– С тем, что ты присутствуешь при зарождении новой религии. Молодой и, как положено молодости, голодной и несдержанной. В ином случае, хоть убей, но я не понимаю, что за бред здесь происходит.
– То есть?
– Эти уроды несут полнейшую ересь, – терпеливо объяснил Костин. – Я знаком с постулатами ислама, там ничего такого даже близко нет.
– Откуда знаком? – сунулась с вопросом любопытная Каталина.
– Като, у меня однокашник, Чибулаев, помню, как на грудь лишнего примет – так и начнет всех изводить и каяться, что он, грешник, сухой закон не соблюдает.
– Он… верил?
– Почему верил? И сейчас верит, живой вроде. А так – у него дед был самым настоящим муллой.
– Но… разве это у вас не запрещено?
– Слушай, – лейтенант всем телом развернулся к спутнице, так резко, что она от неожиданности даже подпрыгнула на сиденье. – У тебя в голове столько стереотипов, что мне иногда становится страшно. Разумеется, у нас это не запрещено. Не поощряется, да, но и запрещать никто не собирается. Тот же дед-мулла в свое время дослужился до полковника десанта, две Звезды Героя на груди. Если бы не ранение, наверное, до маршала бы дошел, а так – не захотел на кабинетной работе сидеть, когда ему в десант ходить врачи запретили. Чибулаев – потомственный военный, его предки служили России не сосчитать уже сколько поколений. И если он в свободное время хочет пообщаться с богом, то это только и исключительно его право. Вера у нас не преследуется, просто церкви отделена от государства, что, в общем-то, логично.
Каталина молчала. Похоже, общение с русским изрядно поломало ее представление об этом мире. Лейтенант тоже замолчал, сосредоточившись на дороге и обдумывании ситуации. А она, если верить собранной ранее информации, дополненной полученными от ныне покойного Аль-Муслима (именно так звали главу хамов, посмевших прервать его, Костина, сон, и выяснять, настоящее имя или нет, было совершенно неинтересно), оставшегося мирно гнить в компании своих подчиненных под все той же многострадальной копной сена, была неприятная, а главное, непонятная. И проясняться упорно не желала.
Итак, планету это отребье, собранное с нескольких отсталых миров, контролировало полностью. Местные практически не сопротивлялись, но вот почему? Ладно в первый момент – неожиданность, паника… Но сейчас-то? Тем более, эти умники грызлись между собой, как бродячие собаки, регулярно, читай каждую ночь, устраивая то перестрелки, то поножовщины. В такой ситуации устроить им кошмар наяву, по мнению Костина, было не так и сложно. Однако же все оставалось без изменений, и это всерьез удивляло.
С другой стороны, пленный, хоть и хорохорился не по чину, знал не так и много. Даже из того, что не скрывалось, многое прошло мимо его внимания. Однако же две вещи он углядел. Во-первых, то, что столичный космодром, к которому, собственно, и планировал изначально направиться Костин, хорошо охраняется и через него на планету идет поток резервов. А во-вторых, что Пророк тоже на планете и его штабной корабль не на космодроме. Только вот где – он, Аль-Муслим, не знал. А жаль, потому что взять за жабры главгада и хорошенько постучать его башкой о ближайшее дерево очень хотелось.
Итак, программа минимум – добыть корабль и выйти на связь со своими. Программа максимум – взять Пророка и доставить его в империю, пускай этим чудиком специалисты занимаются. Выглядит задача, конечно, нереальной, но империя никогда не достигла бы своего величия, ставя перед собой только те задачи, которые решаются между делом, походя. Разумеется, никто не отдавал Костину соответствующего приказа, а Империя и вовсе официально ни с кем не воюет, но… сбит имперский звездолет. За такие шутки наказывают больно, и никто лейтенанта не осудит, даже если он здесь устроит массовый геноцид.
Костин прикинул, сколько им осталось ехать, и пришел к неутешительному выводу – засветло добраться до города не успеют. Точнее, успели бы, но слишком долго провозились с незадачливыми моджахедами.
