Карим улыбнулся:
— Спасибо за приглашение, с удовольствием его принимаю. Насчет сомнений и вопросов, сразу же скажу — таковых не возникло, воспоминаний полно, но вот не о многом могу рассказать. Вы уж извините.
Арсений по привычке размахнулся, но вовремя остановился, погрозил пальцем:
— Опять в «соляной столб» обратишь? И где ты такому умению наловчился. Это прямо из ушу какого-то.
Карим пожал плечами и уселся на любезно придвинутый стул. Как водится, недолго помолчали, но затем Прокопий начал интересоваться его планами, методами, которыми он собирается защищаться от байских наскоков, как собирается отобрать у этого бандита, подмявшего под себя госструктуру этого края и имеющего под рукой целую бандитскую армию, комбинат. Карим был немногословен:
— Опираясь на народ, который доведен до крайней точки кипения, когда ему уже нечего терять, да и не способен он больше вернуться в феодальный век и жить в нем, всё-таки, как бы ни орали продажные писаки и СМИ, он же успел пожить по-человечески; на высоких профессионалов, умеющих решать задачи и покруче, чем разгонять «сборище обкуренных, обдолбанных», потерявших разум, совесть «полулюдей»; на разногласия и в госструктурах, и в органах, в которых процветает только небольшая верхушка, а все остальные тоже фактически нищенствуют, замордованы.
Арсений удивленно поднял брови:
— Да ты никак революцию в одном единственном районе собираешься сделать? Ты разве не понимаешь, что этот бай — порождение нынешней власти, он — столп этого режима! Неужели они дадут тебе его на растерзание?
— Не мне лично, хотя я эту тварь пристрелил бы, как собак у, но на его место придут такие же. А вот отдать его на суд народа — это дело, ведь эти подонки на всех углах вопят о главенстве древних законов. А по ним, если следовать их букве, этому упырю грозит жестокое, очень жестокое наказание. Тогда мразь не щадили и шкуру с живого могли снять запросто. А народ готов его судить, да и муллы найдутся. Он же, сволочь, и их «гнобит». Раньше-то они были опорой власти баев, а теперь их заменили СМИ. Так, что, уверен, найдутся знатоки этих законов, смогут сформулировать как надо форму наказания.
— М-да, народное «толковище», а если власть придет да разгонит это «вече»?
— Не разгонит! Те, кто может разогнать — не пойдут: там же их отцы, братья, матери, жены будут. Да и сами они еле-еле выживают в этом мракобесии. Не станут они разгонять, может и не присоединятся, но не полезут. А об «обкуренном и обдолбанном войске» заранее надо позаботиться, загнать их в крысиные норы, откуда они повылезли. Тут главное сделать все быстро, энергично, так, чтобы власть предержащая не успела спохватиться и прибыла, как в России говорится, «к шапочному разбору», когда уже всё кончено: в городе порядок, комбинат работает, люди успокоились, никого не громят, а только несколько чучел висят на главной площади.
— М-да, вот ты какой? Считаешь, как наши предки, — «На всякую болезнь зелье вырастает».
— Да, оно уже давно это зелье известно — дать толчок народу, которого довели «до ручки». Многократно проверено.
— Ну, а после-то что? Придут прихвостни собрата, начнут правёж проводить?
— Сейчас не те времена. Эта власть не всесильна и должна понимать — довел идиот народ в своей безумной жадности и жажде власти до крайней точки. Тут и самое время пар спустить, дать буреуспокоиться, а то, не дай бог, и другие это начнут делать. Так частенько бывало. Лучше пожертвовать одной мразью, чем самим в этот омут влезать.
— Это точно, Карим Юсуфович, и про это говорили предки: «Лучше гнуться, чем переломиться!». Но это — для умных, а не для тех, кто без совести, чести, готовых ко всему, но без большого разума. А таких сейчас у власти большинство, основа её, небось слышал: «Лыком по парче не шьют! Изуродуешь!».
— Нет, к сожалению, не слышал, но верно сказано. Во всяком случае, я тоже так думаю.
Соломон Наумович, молча слушающий этот разговор, вынужден был вмешаться, прервать:
— Коллеги, мы несколько отвлеклись от главной задачи. Сначала следует выиграть дело, а уж затем и обсуждать последствия, планы. Сейчас главная задача — это выкупить комбинат на приемлемых условиях, включая и «социалку», и инфраструктуру комбината. А там уж дело второе, как браться за него. По моему мнению, у будущего хозяина уже есть намётки, может быть и помощники, да, по-моему, и направление не авантюрное всё-таки, как им только что было сказано. Но это уже, к сожалению, не наше дело. Хотя, если честно сказать, мне бы очень хотелось взглянуть на комбинат в будущем. Но вернемся к нашим «баранам»! Тут всё должно быть всем ясно, понятно. Каждый обязан знать своё время вступления, тему своего выступления. Значит так, начинаю я, представлю вас этому хозяину. Затем речь ведет по первой части нашего плана Прокопий Порфирьевич. Остальные помалкивают и говорят только тогда, когда он обращается к вам. Карим Юсуфович, надо сделать так, чтобы все наши специалисты были в приемной, а кто-нибудь из ваших людей был все время на связи и в нужный момент вызывал бы необходимого специалиста.
— Есть такой, он будет сидеть вместе с нами и вызывать того, кого надо.
— А он надежный человек, не сдаст это баю? Сами понимаете, надо провести сделку так, чтобы на нее не успели «положить глаз госструктуры» и не дать возможность баю спохватиться.
— Не беспокойтесь, я за него ручаюсь.
— Ну, что же, Вам виднее. Тогда, Карим Юсуфович, вызывайте этого молодца, собирайте специалистов. Как сделаете, так заходите — пойдем вместе в комнату переговоров.
Ровно в десять они все, теперь уже вшестером, вошли в комнату переговоров и тут же в нее вошел Ошер Мендлович. Он с некоторым удивлением осмотрел команду оппонентов и уставился еще на одного господина, водящего прибором контроля установки жучков и других средств съёма аудиоинформации. Уселся и молча принялся ждать, когда тот закончит. Через пятнадцать минут полного молчания эта тишина была нарушена его докладом Кариму:
— Поиск закончен. Обнаружены два датчика, — он протянул руку, на которой лежали два небольших пластиковых, в виде капелек клея, устройства. — И два устройства съема информации — один с телефонного провода, другой с провода питания компьютера, — тут он вытащил
