Качок швырнул стакан в угол. Тот разлетелся на мелкие осколки. Хлопнув дверью, он вышел, багровый, словно переспелый арбуз.

«Ну и что, – подумал Егор, – чего добился? Вывел пацана из себя, нажил первого врага, а зачем? Вот натура!» – Астафьев вздохнул. Но удовлетворение от словесной дуэли он все же получил.

Егор откинулся на подушку, закурил. Его вдруг потянуло в сон. Неуклонно, нестерпимо, так, как никогда еще не тянуло.

Не иначе подсыпали какой-нибудь гадости в водку. Знали, что пациент обязательно выпьет. Он бросил недокуренную сигарету мимо пепельницы и провалился в наркотический сон.

Окончательно он проснулся на четвертые сутки и сразу почувствовал, что похмелье не одолевает его. Тошнота прошла, голова не кружилась, разум прояснился и... Появился аппетит! Эти симптомы указывали на то, что период выхода из запоя позади и пройден он во время длительного принудительного сна. Егор осмотрел тело. На венах рук – следы от уколов, значит, его организм поддерживали витаминами. И не давали проснуться раньше времени.

Он захотел в туалет. Оправившись, закурил.

Так! Неизвестные люди вывели его из запоя и привели в чувство. Значит, захвачен он не в качестве донора. Но и не из-за благотворительности же? Следовательно, он кому-то очень нужен трезвым. Это очевидно, но по-прежнему непонятно!

Дверь открылась, прервав размышления Егора.

Вошла молодая женщина в медицинском халате и все тот же качок, с которым ранее немного сцепился Астафьев. Следом женщина в годах. Она и убрала судно. Женщина-медичка присела на табурет, разложила на коленях тонометр. Попросила Егора:

– Снимите, пожалуйста, верхнюю одежду!

– А где здравствуйте, доброе утро, день, вечер? Или здесь не принято приветствовать друг друга?

– Извините, добрый вечер!

– Вечер! Понятно! Вам того же, а не скажете, который час, если не секрет?

– Ну какой может быть секрет? – Она посмотрела на свои миниатюрные часики: – 18.37.

– Какого дня?

– Пятницы, 23 июня!

– Пятницы? Выходит, я здесь четвертые сутки?

– Да.

– Плохо!

– Что плохо? То, что вам помогли принять человеческий облик?

– Нет, это как раз хорошо. Плохо то, что я дважды не сдержал слово. Что подумают обо мне люди? Болтун – подумают, а я всегда свое слово держал! Вот что плохо!

– Это уже, извините, не мои проблемы. Дайте левую руку.

Она измерила давление – 130 на 80.

– У вас обычное давление какое?

– Вы же сами видели.

– Значит, с этим у нас порядок! Теперь я вас послушаю.

Она прослушала чуть ли не каждый сантиметр его спины. Увидев шрамы, спросила:

– Откуда у вас эти украшения?

– Забавы юности прошедшей.

– В юности по вас стреляли из автоматов и вы попадали под осколки мин?

– Ну раз вы такая понятливая, зачем спрашивать?

– И все же, скажите правду.

– Война! Афганистан, – ответил Егор, поворачиваясь к медичке лицом.

Она бросила на него быстрый взгляд и принялась слушать волосатую грудь.

– Дышите... не дышите... Отлично, – поставила женщина свой диагноз. – Вы здоровы! Сейчас снимем кардиограмму и на этом закончим.

– И все? – с сожалением спросил Егор.

Женщина вновь подняла на него глаза, и в них Астафьев увидел оттенок печали и даже какой-то еле уловимой жалости.

– Прошу вас не задавать мне вопросов. Все вы скоро узнаете сами. Договорились?

– С одним условием.

– Каким?

– Мы познакомимся!

– Зачем? Может, мы видимся в последний раз.