– Но деньги, Граф! – хваталась за последнюю надежду женщина. – Я дам много денег!
– Твой муж даст больше. Молись, коли веришь.
– Не-ет! – раздался нечеловеческий вопль, который, впрочем, оборвался тут же, после резкого взмаха ножа, рассекшего горло до самых позвонков.
Граф ногой столкнул умирающую женщину в яму, чтобы кровь, толчками хлынувшая из страшной раны, осталась внутри могилы. Он закурил. К нему подошли Ганс с Крюком.
Граф спросил:
– Ну, как там любовничек этой стервы?
– Посучил ногами и мандец! В машине он, с барахлом своим и грузом между ног. А ты чего ждешь?
– Надо эту красоту сфотографировать, – он показал сигаретой в яму. – Пусть немного кровь сойдет.
– Зачем?
– Так велено!
Докурив, загасив и спрятав окурок в карман, Граф снял целлофан с рукоятки ножа, бросил его на трупы, туда же полетели «Командирские» часы Астафьева. Достал фотоаппарат. Сделал несколько снимков, сверкнув вспышкой.
– Все! Закапывайте! – приказал он подчиненным.
Крюк с Гансом принялись за работу.
Вскоре яма была засыпана, песок утрамбован, сверху покрыт слоем щебня и плитами, которые тщательно выровняли с остальными, продолжив дорожку. Сложили инструмент.
Ганс спросил:
– Дом обшмонаем?
– Нет! – категоричным отказом ответил Граф.
– Но там же бабки немалые, Граф! – поддержал дружка Крюк.
– Я сказал – нет. Что, не понятно? Хотите в такой же могиле оказаться? Поехали, время!
Ганс с Крюком недовольно, но послушно пошли за бригадиром. Ослушаться означало в самом скором времени оказаться на месте следователя и жены Карельского. Если боссы своих баб не жалеют, кладут, не задумываясь, то что говорить о простых «шестерках»? Приговорят в момент!
Добравшись до болота, сбросили тело в зеленовато-черную жижу. Оно медленно исчезло в трясине.
Граф вызвал Карельского:
– Босс, это я! Все ништяк!
– Охранник?
– В болоте!
– Хорошо, возвращайтесь и отдыхайте. Надеюсь, не наследили там? Хотя рабочие завтра все ваши следы перекроют, свободны!
Андрей Викторович Карельский положил трубку, повернулся к проститутке, резко рванув ее к себе. Успевшая задремать, пока клиент неподвижно лежал в ожидании звонка, она вскрикнула:
– Милый! Может, поспим немного? Утро уже скоро!
– Я тебе бабки плачу за то, чтобы ты спала? Или за другое?
– Почему ты со мной так груб?
– Груб? Нет, милочка, это я еще ласков, настоящей грубости от меня ты еще не видела и не советую испытать мой гнев! А ну иди ко мне и работай! Не то выкину на улицу голой или охране отдам!
– Но...
– Работай, сказал! Вот так! И никогда не перечь мне, никогда!
Через минуту Карельский в блаженстве закрыл глаза. Работать эта девочка умела.
Глава 4
Очнулся Егор в больничной палате. По крайней мере, так выглядела эта обширная, примерно шесть на восемь метров комната с кроватью у стены, табуреткой, стойкой для капельницы, с неистребимым запахом лекарств и хлорки. С одной, пожалуй, оговоркой. Так как левая нога Егора в прямом смысле была прикована к кровати, на окнах красовались массивные решетки, а железная дверь была с «глазком», то это, скорее всего, была палата для умалишенных.
На табурете рядом с койкой стоял стакан, на две трети наполненный прозрачной жидкостью. Вода? А что же еще? Не спирт же. А похмелиться не помешало бы. Состояние ни к черту. Интересно, тазика под кроватью нет? Он вскоре вполне может понадобиться. Тазика он не нашел, зато углядел рядом со столиком пачку «Золотой Явы» и одноразовую зажигалку.
Егор отвернулся, представив, как он жует лимонные дольки. Одна мысль о курении вызвала рвотные позывы. Воды, что ли, выпить?
Он приподнялся, сразу же почувствовав сильную боль в области затылка. Он помнил, как его хлестанули по черепу в подворотне, но остальное память не хранила. Как он оказался здесь? Кто решил посягнуть на его свободу и зачем? Черт с ним, узнаем со временем.