– Ты думаешь, я сделала бы это? Одной дочери достаточно! – Леди Болейн возбужденно расхаживала по гостиной взад-вперед. – Король поступает неправильно, и плохо, что ты здесь, когда должна служить королеве. Одному Небу известно, как она объясняет себе твое отсутствие. Ты можешь потерять место. И тогда будет еще труднее найти тебе достойного мужа. А ведь тебе уже почти двадцать шесть.
Анна поморщилась. Ни к чему было напоминать ей об этом.
– Ты должна вернуться ко двору, – настаивала мать. – Я составлю тебе компанию и буду рядом.
– Мне очень приятно слышать, что вы поправились, – сказала королева Екатерина.
Прием был теплым, и королева поспешила заверить Анну, что будет давать ей самые легкие поручения. Екатерина была рада видеть и леди Болейн, а потому охотно согласилась, чтобы Анна жила в комнатах отца, пока ее мать находится при дворе.
Присутствие леди Болейн положило конец преследованиям Анны со стороны Тома Уайетта. Когда они прибыли, он, сидя в амбразуре окна, бренчал на лютне. При виде Анны его глаза наполнились радостью, он спрыгнул на пол и поспешил приветствовать ее, но леди Болейн грозовой тучей вышла из-за спины дочери. О Томе Анна ей тоже рассказала, переложив на плечи матери обязанность и его держать на расстоянии.
– А-а, Томас Уайетт! – воскликнула леди Болейн. – Очень приятно видеть вас! Как поживает ваша дорогая женушка? – При эти словах Том как-то сразу сник и, запинаясь, проговорил, что с Элизабет все в порядке, но она предпочитает не появляться при дворе.
– Ей следует почаще приезжать сюда, – заметила мать Анны и увела дочь.
Король – это, разумеется, совсем другое дело. Он был вне себя от радости, когда позднее в тот же день натолкнулся на Анну с матерью – они дышали воздухом в саду, – однако после вежливого приветствия совершил оплошность, сказав леди Болейн, что она может идти.
– Ваша милость, – ответила Элизабет Говард, – Анна рассказала мне, что вы почтили ее своим вниманием, и, кроме того, заверила, что вы всеми силами стараетесь не нанести урона ее репутации, а потому, не сомневаюсь, позволите мне остаться. – Она сладко улыбнулась.
Генрих вперился в нее взглядом.
– Мадам, вы ставите под сомнение честь и рыцарственность короля? – спросил он тоном, который не предвещал ничего хорошего.
– Сир, миледи не намеревалась обидеть вас, но я бы хотела, чтобы она осталась, – вмешалась Анна. – Вы изволили говорить, что сделаете для меня все. Уверена, ваша милость не допустит, чтобы добродетель той, кому вы имели удовольствие служить как своей единственной возлюбленной, была скомпрометирована тем, что она проводит время наедине с джентльменом, даже с рыцарем из рыцарей.
Генрих прищурился:
– Мы увидимся позже, Анна.
Он не сказал «наедине», но она не сомневалась, что имеет в виду именно это.
«Думаю, нет!» – пообещала себе Анна и в тот вечер известила короля, что у нее внезапно сильно заболел живот.
Не прошло и двух дней, как Анна вернулась ко двору, и вот уже рассерженный Генрих поравнялся с ней, когда она совершала короткую прогулку по липовой аллее в Гринвиче в обществе своей горничной. Стоял ясный декабрьский день, солнце сияло, и воздух был чист и морозен.
– Почему мастер Уайетт щеголяет перед всеми в вашем украшении? – потребовал ответа король.
– Он взял у меня ту подвеску в прошлом году, – испуганно пролепетала Анна. – И не вернул.
Генрих не успокоился:
– Я только что играл с ним в шары. Выигрышный бросок был мой, но Уайетт это оспорил и измерил расстояние шнурком с вашим украшением. Он едва не помахал им у меня перед носом.
– Сир, уверяю вас, у меня нет никаких чувств к Тому Уайетту, кроме дружеских. Как я уже говорила, он женат. Тут нет никаких вопросов. – Она многозначительно взглянула на короля.
Генрих схватил ее за руку:
– Вы уверяете, что между вами ничего нет? Он, кажется, думает иначе.
– Отпустите, сир! Вы делаете мне больно. Разумеется, ничего не было. Я никогда не поощряла его. Вы сами видели, как он стащил у меня украшение.
Генрих отпустил ее:
– Ах, так вот как это было. Простите, дорогая, я не хотел подвергать сомнению ваши слова. Просто вы мне настолько дороги, что мысль о вашей влюбленности в кого-то другого для меня невыносима.
– Тогда все хорошо, – сказала Анна, в душе желая набраться храбрости и сообщить ему, что не любит никого.
Когда ситуация стала безопасной – Генрих ушел на встречу со своими советниками, – Анна отправилась искать Тома и обнаружила его рядом с конюшнями.
– Вы глупец, вы дурак, размахиваете перед носом короля моей подвеской! – набросилась она на него.
– Значит, правда. Вы его любите. – Это прозвучало как осуждение.
– Он любит меня, но вы не должны заикаться об этом. Не могу поверить, что вы считаете себя его соперником.
– Он меня спровоцировал, – возразил Уайетт. – Настаивал, что выиграл в шары. Когда он указал на шар, я заметил у него на пальце ваше кольцо, я смотрел на кольцо, а он сказал: «Говорю вам, он мой!» Он говорил не о выигрышном шаре. Я хотел показать ему, что сперва вы были моей.
– Я никогда не была вашей! – яростно отнекивалась Анна. – Вы сделали продолжение нашей дружбы невозможным.
– Да нет же! – возразил Том. – Выслушайте меня. Я попросил, чтобы он позволил мне измерить расстояние, надеялся, что шар окажется моим, и вынул из-за пазухи ваше украшение, чтобы проверить с помощью шнурка. Я понял, что король узнал его, потому что очень рассердился и сказал, что я, наверное, прав, а его обманули. И ушел.
– Вы ведете себя как два петуха, которые бьются из-за курицы! – упрекнула Анна. – Но с этим фарсом нужно покончить. Прошу вас, отдайте мою подвеску.
– Нет! – запротестовал Том. – Я люблю вас, Анна, я не перенесу, если потеряю вас.
– Вы еще даже не завоевали меня, – печально сказала она. – И это невозможно. – Она протянула руку, и Том неохотно вложил в нее подвеску.
– Значит, теперь вы любите короля? – спросил он.
– Ему нравится так думать.
В глазах Тома промелькнуло сочувствие, смешанное с печалью.
– Вы не должны этого делать, Анна. Оно того не стоит.
– У меня нет выбора. Он меня не отпустит.
– Знайте, я всегда буду рядом.
– Знаю, – ответила Анна и пошла прочь.
Вечером, вернувшись в комнаты отца, она обнаружила записку. Сломав печать, Анна увидела на листе всего несколько строчек стихов.
Чья она добыча, мне предельно ясно,Быть может, его время я трачу понапрасну.Чеканные слова сложились из бриллиантов,Вкруг шеи вьются лентой, четко, без изъянов:«Noli me tangere», ведь Цезарева яИ жажду обладать, пусть с виду кроткая.Глаза Анны вдруг затуманились слезами.
Глава 12. 1527 год
– Уайетта отправили в Италию, – сказал Фрэнсис Брайан, его единственный глаз при этом озорно поблескивал. – Король, очевидно, только что обнаружил у него прекрасные способности к дипломатии, и им тотчас же нашлось применение. – Он подмигнул
